Доктор Боб и славные ветераны
Шрифт:
И все же в том году Бобу пришлось в некотором роде признать поражение. Он понял, что не сможет закончить обучение, и попробовал «географическое средство» лечения. Он упаковал свои вещи и отправился на юг, на ферму, принадлежавшую его другу, чтобы оправиться и восстановить силы.
Возможно, гостеприимство и помощь друзей было частью его проблемы. В течение всех лет своего пьянства Боб мог попросить своих друзей и коллег выручить его еще один раз. И те спасали его, прикрывали его и смягчали последствия его выпивок.
После месяца на ферме туман начал проясняться, и Боб осознал, что возможно, он поступил опрометчиво,
То, что он их сдал хорошо, можно рассматривать как признак врожденных способностей и интеллекта. Это можно также рассматривать как проявление способности некоторых алкоголиков работать усерднее, дольше и лучше, чем кто-либо еще — в течение какого-то времени.
За экзаменами последовали мучительные объяснения с деканом. Несмотря на успешную сдачу экзаменов в последнюю минуту, Боба попросили покинуть Университет. Правда, ему выдали свидетельство с его оценками, благодаря которому осенью 1907 года он смог перевестись на третий курс Университета Раш, находящегося рядом с Чикаго.
Там его пьянство приобрело такие размеры, что студенческая община вызвала его отца. Судья проделал долгое путешествие в тщетной попытке поправить дело. Доктор Боб вспоминал, что его отец всегда реагировал на подобные ситуации спокойно, с желанием понять. «Ну, во что тебе это обошлось на сей раз?» — спрашивал он. И это только усиливало чувство вины у Боба.
Он продолжал пить, перейдя с пива на крепкие напитки. Его запои становились все длиннее, и он просыпался утром со все более сильной дрожью. Прямо перед выпускными экзаменами Боб ушел в очень серьезный запой. Когда он пришел сдавать тесты, его рука тряслась так сильно, что он не смог держать карандаш. В результате он сдал три совершенно пустых экзаменационных листа.
Его, конечно, снова вызвали на ковер. Еще больше обещаний и протестов. Декан этой медицинской школы решил, что если Боб хочет закончить ее, он должен остаться еще на семестр, при условии абсолютной трезвости.
Это он оказался в состоянии выполнить, и в конце концов получил свою медицинскую степень в 1910 году, когда ему был 31 год. Более того, его обучение и поведение оказались настолько похвальными, что ему удалось получить желанные два года ординатуры в Городском госпитале в Акроне, штат Огайо.
Два года практики прошли без проблем. Напряженная работа заменила тяжелое пьянство просто потому, что не хватало времени и на то, и на другое одновременно. «У меня было столько дел, что я уходил из госпиталя без сил. Благодаря этому я смог избежать неприятностей», — говорил доктор Боб.
В какой-то период своей практики Боб отвечал за лекарства и медикаменты в госпитале. Это, в дополнение к другим обязанностям, вынуждало его бегать по всему зданию. Из-за того, что лифты ходили очень медленно, он приобрел привычку бегать вверх и вниз по лестнице, причем несся так, словно его преследовал дьявол. Эта бешеная активность часто вызывала иронию со стороны одного из старых докторов, которому он особенно пришелся по душе: «Так, где этот бледный [9] молодой янки!».
9
Для описания бледности коллеги доктор использует вместо употребительного pale редкое слово cadaverous, имеющее общий корень с латинским cadaver — подгнивший пахучий труп (ред.).
В 1912 году, закончив ординатуру, 33–х летний Доктор Медицины открыл свой собственный кабинет в здании Второго Национального Банка, в Акроне, в котором он и практиковал, пока не ушел на пенсию и не оставил практику в 1948 году.
Возможно, в результате нерегулярного режима и очень напряженного графика работы врача общей практики, у доктора Боба возникли серьезные проблемы с желудком. «Вскоре я обнаружил, что пара рюмок облегчает неприятные ощущения в желудке, по крайней мере на несколько последующих часов», — рассказал он. Возвращение к старым питейным привычкам не заняло у него много времени.
Практически сразу за это пришлось расплачиваться здоровьем, осознавая весь ужас страданий алкоголика. «Теперь я оказался между Сциллой и Харибдой, — писал он. — потому что, если я не пил, то меня мучал желудок, а если пил, меня начинали терзать нервы». (Смитти, кстати, заметил, что проблемы с желудком исчезли после того, как его отец перестал пить — хотя у него была тогда небольшая бессонница, в результате которой он стал много читать по ночам).
Когда дела становились совсем плохи, и Боб был не в состоянии ничего делать, он обращался в одну из местных вытрезвительных клиник — и не один раз, а по меньшей мере дюжину раз.
После трех лет такого кошмарного существования, молодой доктор оказался в одном из небольших местных госпиталей, который, как и другие места для вытрезвления и санитарные учреждения в пригороде, обслуживал пациентов с такими социально неприемлемыми заболеваниями как алкоголизм, наркомания и психические расстройства.
Персонал госпиталя делал все возможное, но Боб не мог или не хотел принять помощь. Он уговорил друзей, действовавших из лучших побуждений, тайно приносить ему виски литрами. Когда этот источник поставки был обнаружен, для человека, который хорошо знал госпиталь, оказалось не сложно воровать медицинский спирт. Его состояние стремительно ухудшалось.
В начале 1914 года Судья Смит прислал доктора из Сент Джонсбери с поручением привезти Боба домой. (В каком-то смысле Сент Джонсбери всегда оставался домом для Доктора Боба. Хотя он жил и работал в Акроне всю оставшуюся жизнь, он продолжал, пьяный или трезвый, приезжать в Вермонт каждый год).
Каким-то образом врачу из Вермонта удалось привезти Боба в дом на Летней улице, где он родился. Здесь он оставался в постели в течение двух месяцев, прежде чем отважился покинуть ее. Он был совершенно деморализован. Потом прошло еще 2 месяца, прежде чем он вернулся в Акрон и возобновил свою практику. «Я думаю, что был сильно напуган либо тем, что случилось, либо врачом, или, возможно, и тем и другим вместе» — говорил доктор Боб.