Доктор Ф. и другие
Шрифт:
Я ничуть не возражал.
— Превосходно!.. — продолжил он. — Посмотрите, как полого шла эта кривая в древние эпохи, примерно до времени основания Рима! Исходя из графика, можно сказать, что, при всех тяготах своего тогдашнего бытия, человечество как целое пребывало в полной безопасности... Но вот проходят тысячелетия — и кривая неуклонно тянется вверх, с каждым веком все быстрее и быстрее. Взгляните, как опасно она задралась, подходя к нашему времени!.. А теперь обратите внимание на эту пунктирную вертикаль, вздымающуюся от точки «2025». Это, как вы, надеюсь, понимаете, и есть 2025-й год. Дата взята отнюдь не с потолка, а выведена с помощью все тех же математических расчетов. Такую вертикаль в математике называют асимптотой. Уравнение показывает, что здесь кривая взмоет в бесконечность. Она никогда, никоим образом не сможет
— Неужто... неужто конец света? — с трудом решился вымолвить я.
Готлиб уже опустил руку и теперь походил на карающего ангела гораздо менее.
— Ну, таких определений математическая наука не дает, — сказал он, — однако определенную катастрофу мы на графике, несомненно, наблюдаем.
— Но как же, если там, за пунктиром — ничего?
— Пока что ничего, — поправил он меня, — только пока что. Просто наши эмпирические построения не простираются за этот пунктир, но там вполне может лежать другая ветвь графика, только мы покамест не в силах ничего о ней сказать, она для нас в принципе недоступна... О, это всего лишь, конечно, предположение...
— И тогда 2025-й — еще не конец?
— Если это предположение справедливо, то получается, что — нет.
— А что же тогда?
Он сказал задумчиво:
— Неизвестно. Может быть, просто переход в некое новое качество. Кстати, подобные кривые часто встречаются в физике так называемых неустойчивых процессов, когда система приближается к критическому состоянию. Какой бы пример привести?.. Ну, скажем, нагревается вода. Все происходит неторопливо, вполне предсказуемо. Но вот температура приближается к критической точке в сто градусов — и график упирается в такой же примерно пунктир. Так что же там дальше — конец, ничего? Или...
— Кипение, пар, — подсказал я.
— Вот именно. Вода не исчезла, она лишь перешла в новое состояние, которого математика своими отвлеченными методами не могла предугадать. Так допустите же, что нечто подобное мы наблюдаем и в данном случае! Наш мир предуготавливается к переходу в некое совершенно новое качество, и этот переход совсем уже близок! Но что там дальше — вот он, вопрос вопросов! Над этим безрезультатно бьются лучшие умы во всем мире. Однако — может же так быть, что все уже известно, все предзадано!..
Теперь он смотрел на меня, ожидая, когда я наконец соображу. И я сообразил, кажется. Пробормотал:
— Письмо Павла?..
— А случайно ли, по-вашему, — подхватил он, — я затевал весь тот разговор?.. Господь с ним, с Павлом, он лишь одно из звеньев в длиннющей, никогда не обрывавшейся цепи! Звено Великой Тайны, без которой всем нам... — Он осекся, не желая продолжать.
— Крышка... — закончил за него я.
— Не знаю, не знаю... — помрачнел Готлиб. — Во всяком случае, говорят же: кто предупрежден — тот вооружен. Вы лишь представьте себе, что Ной не был бы предупрежден о надвигающемся потопе! Согласитесь, судьба этой планетёнки сложилась бы существенно иначе... Не случайно в настоящее время все это дело находится под пристальным контролем не больше не меньше как администрации президента. Подключены самые разные ведомства, задействованы такие силы... — Он слегка понизил голос: — Правда, признаюсь вам, тут, как обычно, не обошлось и без некоторого перебора. Слишком разные организации путаются друг у друга под ногами, создается суматошная обстановка, далеко не способствующая выявлению истины. Еще бы! Спецзадание Президента! Операция «Рефаим»!.. Вон, Снегатырев со всей своей гоп-компанией какую развернул деятельность! Воистину, куда конь с копытом, туда и рак с клешней! Додуматься: при его-то невежестве — и соваться в такие материи!.. Ну, а где он, там уж и Погремухин, конечно, не отстает! Давно хочет подвинуть старика...
— Дядя? — слегка удивился я. Как-то весь внешний облик Ореста Северьяновича не предполагал в нем никакого притаенного коварства.
— Ах, — отмахнулся Готлиб, — перестаньте вы! Он вам такой же дядя, как я — деверь папе Римскому!.. Все, чего от них требовалось — это задействовать в операции непосредственно вас и на том умыть руки. Простая оперативная работа. Собственно, это все, на что они и способны. Но Корней Корнеич ничего из рук своих загребущих не выпустит, привык всю жизнь грести и свое, и чужое. А тут еще дело — под призором самой Администрации — эвон, какие возможны последствия!.. В общем, сами изволите понимать... Обстановочка, короче говоря... Ну да вам, я полагаю, ясно... Впрочем, свое дело они сделали: вы — тут, и это на сегодня основное...
Лишь тут у меня с языка соскользнул давно уже вертевшийся вопрос:
— Но... при чем тут я?..
— Вот! — воскликнул Готлиб. — Вот! Именно с этого нам, видимо, и следовало бы начать! Однако без прелюдии тоже никак было нельзя, вы попросту ничего бы не поняли. А чтобы поняли уж до конца... или близко к тому... придется — все-таки еще одно отступление. Поразмыслите-ка, мой друг, — отчего эта Великая Тайна двигалась к нам такими сложными путями? Монашеские ордена, тайные канцелярии. Почему надо было идти за нее на костер? Почему сжигать пакет в камине? Почему гибли почти все, кто был так или иначе к ней причастен? Разве у вас не возникает вопрос — почему бы не поступить как-нибудь проще, не сделать ее сразу всеобщим достоянием? Ну, к примеру...
— Опубликовать?
— Ну, хотя бы... — Готлиб смотрел на меня прищурившись — явно тут крылся какой-то подвох.
— А правда?.. — спросил я. Однако уже чувствовал в этом какую-то нелепость и неуверенно пробормотал: — Хотя... впрочем... Не знаю...
— Браво! — обрадовался Готлиб. — Вижу, вы, слава Богу, все-таки призадумались!.. Ибо... — Он назидательно поднял палец. — Ибо истинные тайны умеют себя оберегать!.. Быть может, вы знаете — когда создают любую конструкцию, то, помимо надежности и прочности, думают еще и о так называемой «защите от дурака». Между прочим, вполне укоренившийся технический термин. Что он способен вытворить, дурак, порой и предположить невозможно, а предостеречься все равно следует. И уж если некто... если некая сила, — называйте ее как душе заблагорассудится, — впустила эту Тайну в наш столь несовершенный мир, то должна была она позаботиться и о том, чтобы это знание не попало к какому-нибудь... г-м... да вот хоть бы, скажем, тому же Снегатыреву... А уж о том, чтобы сделать ее всеобщим достоянием!.. Только на миг представьте себе последствия! Каждый поймет ее в меру своего скудного разумения — и какой начнется вселенский бедлам!.. Вот почему она проникает в наш мир лишь по крупицам, в виде иносказаний, понятных немногим. И даже сильные мира сего, те, кто реально может что-либо в мире нашем изменить, получают лишь те крупицы, обладать коими они достойны. К счастью, в администрации Президента немало умных людей, и они это в состоянии уразуметь... Но есть, к сожалению, (тоже в немалом числе), тупые карьеристы, эдакие хваты, желающие все подгрести под себя в ожидании осязаемых мирских благ; такие делают ставку на всяких снегатыревых и иже с ними. Господь им судия; ничего путного у них все равно не выйдет, а хлопот, вот увидите, доставят еще уйму... Ладно, сейчас не о них речь... Тех же, кто способен постичь целое и затем по назначению передать необходимые крупицы...
— Вы хотите сказать, — вклинился я, — что такие, способные постичь это целое... что они — тоже существуют?
— О, разумеется! — подхватил он. — И в каждом поколении — иначе цепочка неминуемо прервалась бы, и Тайна бы навсегда умерла. Назовем их деспозинами. Не стану пока, чтобы не отвлекаться, уточнять это понятие, — не волнуйтесь, подойдем со временем и к этому... Кстати, и с ними дело обстоит далеко не всегда благополучно. Так, был один католический кюре, сто лет назад живший во Франции...
— Беренжер Сонье? — вспомнил я что-то из некогда услышанного.
— Да, да, именно! Вижу, вы не зря провели тут время... Так вот... Не буду уж вдаваться в подробности, но он в конце концов распорядился своими знаниями совсем, совсем не так, как было должно. О, печальнейшая история с довольно устрашающим финалом!.. Ах, не будем пока! Сейчас это все слишком побочно... Помните, я говорил, что направление, связанное с князем-самоубийцей — не единственное. Есть еще одно — его-то мы и считаем, если можно так выразиться, магистральным; к этому и приступим. В ту же самую пору в Петербурге проживал молодой флотский офицер, некий барон фон Штраубе. Несмотря на фамилию, вполне обрусевший...