Доктор Ф. и другие
Шрифт:
В кабине снова стало светло — это «акулы» включили прожектора. Пилоты хорошо знали свое дело. Ромб вертолетов с нашим Ми-8 в центре плавно летел над лесным массивом, ни на миг не теряя своего геометрически правильного очертания, и только Афанасий весьма ядрено потел по соседству со мной, чего не в состоянии был заглушить даже самый благоуханный одеколон в мире.
Спокойный полет, однако, длился не долго. Вскоре послышался встречный гуд, и прожекторы «акул» высветили стену здоровенных, круглобрюхих, вертолетов, не сбавляя скорость, летящих прямо на
— Началось... — раздраженно проговорил Паламед-Заде. — Все-таки вычислили, гады!
— Всем машинам немедленно совершить посадку! — раздался голос по радио. — Приказ штаба военно-воздушных...
Договорить голос не успел. Из всех четырех наших «акул» разом полыхнуло огнем, ракеты с шипением красными полосами прочертили воздух, и долю мгновения спустя четыре круглобрюхие машины полыхающими шарами, кружась и рассыпая обломки лопастей, полетели вниз.
Лиза прижалась к моему плечу. Афанасий все потел, трясся и, сжавшись, бормотал себе под нос что-то, похожее на молитву. У меня сердце тоже бешено колотилось, но все-таки я нашел в себе силы проследить за крушением одного из «круглобрюхих».
Он падал на широкую лесную поляну. Там, внизу хорошо был виден в его пламени красавец-лось. Несчастное животное замерло и, как завороженное, смотрело на свою огненную смерть, падающую с неба. Еще миг — и полыхающий шар поглотил его.
Число жертв по мере нашего следования невесть куда неуклонно продолжало множиться.
«Круглобрюхие» немедленно рассеялись и развернулись к нам хвостами. Вдогон одна из «акул» пустила еще ракету, и еще один «круглобрюхий», на миг став огненным облаком, рухнул вниз.
Лес под нами уже горел вовсю.
Напоследок один из убегающих «круглобрюхих» все-таки успел сделать черное дело — перед тем, как раствориться вдали, выпустил две ракеты назад.
Одна, никого не задев, ушла в сторону горизонта. Другой выстрел оказался прицелистей. Передняя «акула» дрогнула всем корпусом и, распушившись гарью, полетела куда-то в сторону по снижающейся параболе. В конце ее смертного полета находился деревенский коровник, перед которым в испуге, так же, как тот лесной лось, стояла завороженная корова. Подбитая «акула» рухнула прямо на нее, и единым огненным смерчем их останки выдуло в небеса. То была пока что последняя из воочию виденных мною живая потеря на нашем странном пути.
Через мгновение «круглобрюхих» след простыл. «Акулы» совершили слаженный маневр, перестроились в равносторонний треугольник с таким расчетом, чтобы мы по-прежнему находились в центре, и мы устремились дальше в Бог весть кому ведомом направлении.
Афанасий все еще частил что-то на своем полурусском языке и без стеснения хлебал из узкого горлышка одеколон «Карден», занюхивая норковой шапкой. На полу под ним растекалось зловонная лужица.
Паламед-Заде снова взял в руки микрофон и довольно весело сообщил кому-то неведомому:
— Как и следовало ожидать! Атака была в семнадцать — пятьдесят две. Утечка информации о деспозинах, то есть, имеется... Да, да, мы с вами грешим на одного и того же человека! Думаю — мир праху его!.. Нет, не стоит. От сердечной недостаточности — это уже было. Лучше: попал под «Камаз»... Ладно, своими силами управимся... И похоронить на Новодевичьем со всеми причитающимися почестями — чтоб не было лишней говорильни, а то и так уже... — Отключив микрофон, он обернулся к нам: — Что, испугались? А я вот — нисколечко! И знаете, почему? Да потому, что я — с вами! Уверен, что ни одному вселенскому разуму было бы сейчас не под силу сбить наш вертолет, когда вы находитесь на борту.
Больше он разъяснять ничего не стал и лишь, довольный, отхлебнул из благородной плоской серебряной фляжечки немного пахучего коньяку.
Через несколько минут под нами распростерлось огненное море — это, как я понял, миллионами электрических огней полыхала Москва.
Почему-то я ожидал посадки прямо в Кремль, не меньше, однако наш боевой треугольник над центром города вдруг сделал резкий разворот и устремился куда-то, по-моему, на Восток.
Лишь после того, как Москва осталась вдали едва различимым заревом, вертолеты сделали еще один столь же крутой поворот и быстро пошли на снижение.
— Вроде, всё... — с некоторым облегчением проговорил Гюнтер, сидевший у меня за спиной.
— Кажись, приихалы... — изрек Афанасий, отер норковой шапкой лицо и спрятал флакон с остатками одеколона в карман жилетки.
— Всё, — сказал Паламед-Заде, когда вертолеты загасили двигатели. — Не смею более обременять вас никакими советами, знайте лишь одно — с этой минуты все зависит от вас, только от вас. И, поверьте, зависит большее, чем вы можете себе представить.
Больше он не успел дать никаких напутствий. Дверь вертолета распахнулась, к нему был приставлен трап, и я увидел ведущую к большому дому длинную аллею фонарей, под каждым из которых стояло по автоматчику.
Я ожидал, что советник выйдет из вертолета первым, но он сказал:
— После вас. Теперь уже — только после вас. — И прежней улыбки больше не было (которой, добавлю, при мне никогда более не будет) на его лице.
4
Наступать на хвост тигру...
ох-ох!..
Из китайской «Книги Перемен»
...здоровенный, благообразный, встречавший нас в роскошном вестибюле.
— ...Со счастливым прибытием!.. Надеюсь, в дороге все благополучно?..
Его маслившееся жизнью лицо вдруг стало восковым — это Готлиб, просунув пистолет у меня под локтем ввинтил глушитель ему в живот.
— Мы тебя вычислили, — сказал Гюнтер. — О маршруте знал только ты.
— ...Недоразумение, какое-то недоразумение, ей-Богу!.. — зачастил здоровяк.
— Якие нэдаразумэнье! — встрял Афанасий, вдруг очутившийся рядом. — Я ж тебя ще у воздухи прочуяу. Хто ентим злыдням наводку давау?