Доктор Кто. Клетка крови
Шрифт:
– Прямо как Заключенный 428? – видимо, Бентли так пошутила.
– Да, – я улыбнулся, показывая, что ее слова меня порадовали, поскольку разговор шел как раз в нужном мне направлении. – Весьма похоже на Доктора! Очень интересный человек, да. – Я откинулся на спинку кресла, чувствуя, как все тридцать шесть его поддерживающих комфовздутий трудятся на славу. – Знаешь, мне не хочется, чтобы история с Заключенной 112 повторилась. Очень не хочется.
– Что требуется от меня? – выжидательно спросила Бентли.
– Я решил, что в данном случае предупрежден – значит вооружен. И подумал, возможно, стоит краем глаза взглянуть
– Как посчитаете нужным, – тон Бентли был все таким же безучастным. – Это можно устроить. Я могу запросить его данные через ТрансНет. Возможно, это займет некоторое время.
Связь здесь была кошмарная. Ретрансляторы на спутниках ТрансНета на Родине работали с перебоями. Изначально предполагалось, что мы будем смотреть новости и развлекательные передачи и связываться с близкими почти что в режиме реального времени. Но когда Тюрьму открыли, оказалось, что работают ретрансляторы из рук вон плохо. Даже простейший обмен информацией происходил с большой задержкой. Заключенные прибывали в Тюрьму, а мы даже не знали еще, кто они такие. Развлекательные программы нам присылали шаттлами на старомодных носителях (кто сказал, что жесткие диски на кристаллах безнадежно устарели?), а немногочисленные новости мы получали в виде либо скупых текстовых сообщений, либо кратких обзоров на бумаге. Поначалу мы ощущали себя отрезанными от остального мира, но со временем привыкли. Пожалуй, нам это даже нравилось. Стражи и заключенные – все мы здесь отшельники.
Поняв, что может идти, Бентли привстала. На столе осталась ее наполовину недопитая чашка чая. Я махнул ей, призывая сесть обратно.
– Ничего страшного, – искренне заверил я ее. – Я вполне могу сделать это со своего терминала, – мне иногда кажется, что Бентли считает меня безнадежно отставшим от времени стариканом. Я нажал на экран, и компьютер неохотно ожил. Терминалы нам поставляет тот же подрядчик, что установил печально известную систему ТрансНет. Они ужасны. На экране медленно всплыли значки. Я нажал на «Данные». Затем нажал еще раз. И наконец смирился с тем, что компьютер безнадежно завис.
Дома я привык по любому поводу обращаться к планшету и делал это постоянно. Теперь же я брал его в руки спасибо если раз в день. Приходилось полагаться на собственные извилины. Я даже немного этим гордился. Чувствовал себя независимым. И все же было бы неплохо, работай системы нормально, когда требуется.
Бентли уже встала и направилась к двери.
– Возможно, будет лучше, если я найду эти данные для вас, – мягко предложила она.
Нет, она точно считает, что я уже вышел в тираж. В чайнике хватало чая еще на чашку, и я налил себе остатки. И даже не успел допить, когда Бентли вернулась с папкой, где в печатном виде хранились данные 428-го. Я устроился поудобнее и принялся внимательно читать, допивая чай. Но уже через несколько страниц я перестал читать внимательно и лишь мельком проглядывал текст, а затем с отвращением отбросил папку от себя.
Я взял чашку, но чай уже остыл. С этим я тоже не мог смириться.
Я понял, что Бентли все еще в комнате и с любопытством наблюдает за мной. Она во многом похожа на Караульных – безмолвная, твердая и мрачная. Но я, конечно, никогда ей об этом не скажу. У Бентли есть чувства, я уверен в этом. Где-то в глубине души. Она очень обидится.
– Вы
– Заключенного 428, – отрезал я. Он больше не заслуживал имени. Я брезгливо подтолкнул папку к ней. – Убери это.
Мой планшет перезагрузился, и с его помощью я подключился к видеонаблюдению в камере 428-го. Она была такой же скромной, как и все остальные помещения для содержания заключенных. Койка, чтобы сидеть и спать. Дверь. Никаких окон, потому что смотреть все равно было не на что. Видеть звезды и космос разрешалось только стражам. Заключенные видели лишь стены и друг друга. Все камеры были стандартного размера, хотя те, что на Шестом уровне, возможно, немного поменьше. И все же комната 428-го казалась тесной, словно он заполнял собой все пространство.
428-й бродил туда-сюда, дергая свою оранжевую униформу, словно пытался превратить ее из бесформенного тряпья во что-то более нарядное. Помимо оранжевого, никаких других цветов заключенные не видели, и, поскольку он был везде, со временем они переставали обращать на это внимание.
Я неверяще уставился на него. Так значит, вот он – человек, который… Я покачал головой. Даже думать о его преступлениях было невыносимо. Я его ненавидел. С моей стороны это было крайне непрофессионально, но я его ненавидел.
Я задался вопросом, когда 428-му надоест бродить. Рано или поздно всем надоедает. В моем детстве у нас еще были зоопарки. Заключенные напоминали мне животных, которые там жили – они ходили туда-сюда по своим клеткам, словно надеясь стереть в пыль пол и решетки, пока наконец не смирялись со своей участью.
Заключенный 428 еще не сдался. Еще не понял, что из Тюрьмы ему никогда уже не выйти.
Я приблизил изображение к лицу 428-го, пытаясь прочесть на нем его злодеяния. Мы были примерно одного возраста, но его черты, казалось, растягивались под грузом вины, будто пытаясь вынести несколько веков усталости и злобы. Это было властное лицо. Не особенно красивое, но определенно незабываемое. На ум пришла мысль, от которой по спине побежали мурашки, – возможно, это лицо было последним, что видели многие из его жертв перед смертью. Не закат, не прощальные улыбки близких, а это лицо, растворяющееся во мраке, как умирающая звезда. Я вздрогнул.
Я поклялся себе, что во что бы то ни стало заставлю его поплатиться за содеянное.
Сигнал тревоги привел меня в чувство. Задумавшись, я с головой ушел в свои мысли, а это всегда ошибка. В Тюрьме много работы, и для Управителя витать в облаках – не дело. Даже когда все спокойно.
Я снова посмотрел на изображение с камеры и вздрогнул. Казалось, 428-й смотрит на меня прямо сквозь объектив. Эти глаза. Ужасы, которые видели эти глаза.
Я поспешно отсоединился. И тут завыли сирены.
У нас в Тюрьме много сигнализаций. Какая бы ни сработала – это всегда плохо, и все они напоминают крики заблудших душ. Это был не леденящий кровь вой «Побег заключенного», но все же звук достаточно душераздирающий. В последнее время мы часто его слышали.
Бентли резко постучала в дверь моего кабинета и сразу вошла.
– Отказ систем, – громогласно объявила она. Мы оба и так это знали, но, согласно тюремному регламенту, Управителя необходимо было уведомить. Я кивнул и встал.