Доктор Куэйк
Шрифт:
– Однако есть в этом и положительные моменты. Мы должны обдумать дело со всех сторон, – вмешался Сонни Бойденхаузен, президент Компании недвижимости и одновременно президент Торговой палаты Сан-Эквино. Как и Ракер, он был более шести футов ростом. У обоих были славные, приветливые лица, животы слегка выдавались вперед. Когда они были в одинаковой одежде, некоторые принимали их за близнецов. Сегодня на них были серые костюмы с розовыми рубашками.
– Возможно, это даже к лучшему, – настойчиво повторил Бойденхаузен. – Смотрите, они показали нам, что могут вызвать землетрясение. Но ведь они говорят, что
– Не знаю, – ответил шериф. – Знаю только – они сделали то, что обещали.
Шериф был толстяк с красным лицом. На его голове ловко сидела широкополая шляпа, а на воротнике рубашки красовалась булавка в виде американского флага с бриллиантом и рубином. На поясе болтался пистолет 44-го калибра с пятью зарубками на рукоятке. Эти зарубки он сделал собственноручно и весьма старательно. По его словам, они означали пятерых застреленных им преступников. На самом деле эти зарубки напоминали лишь о том, что, вырезая их, он здорово поранил себе палец.
– Восемь тысяч долларов в месяц – это нормальные деньги. Я бы даже сказал, цена весьма разумная, – произнес Бойденхаузен.
– Как после заградительного огня… – повторил Ракер, все еще глядевший на поле, окутанное облаком пыли.
– Это невозможно, – сказал Файнштейн.
– Что, две тысячи долларов слишком дорого для вас? – спросил его Уайт с оттенком презрения, избегая сердитого взгляда Карпвелла. Шерифу не хотелось выслушивать очередной упрек в антисемитизме.
– Дело не в деньгах. Я дал бы в десять раз больше на образование. Я уже дал в пятьдесят раз больше на больницу. Но это шантаж. Вымогательство. Вы понимаете это, Вейд? Знаете ли вы, в какой стране мы живем?
– В Амер-рике, мистер Файнштейн, в благословенной Богом Америке, – протянул Уайт. Говоря это, он выпятил грудь, но вынужден был схватиться за пояс с пистолетом, чтобы тот ни свалился с внезапно подтянувшегося живота. У него всегда были недоразумения с Файнштейном, чье жалостливое сердце, как казалось шерифу, обливалось кровью от сочувствия ко всяким смутьянам, бродягам и подонкам. А не к бизнесменам, шерифам и другим порядочным людям, которые сделали Сан-Эквино одним из самых приятных уголков в округе.
Ведь было же им сказано, что они могут и дальше процветать, если проявят благоразумие и никто не потеряет головы. В конце концов, это весьма разумное предложение. Кто-то позвонил шерифу Уайту и сказал, что может вызывать землетрясение. Когда шериф понял, о чем речь, он послал их к черту.
Но ему заявили, что на следующий день, в полдень, будет землетрясение. И оно действительно произошло! Самое слабое из всех возможных. Просто небольшие колебания почвы. Потом они вновь позвонили и сказали, что преподнесут Сан-Эквино еще один небольшой подарок – землетрясение силой в два балла по шкале Меркалли. Такое землетрясение ощущают птицы и небольшие животные, а люди заметят колебания почвы под ногами, если окажутся в открытом поле. Это произойдет в 15.55.
Они пригрозили Уайту, что могут вызвать землетрясение, которое похоронит город и уничтожит человеческую цивилизацию. Но они не сумасшедшие. Они могут гарантировать, что землетрясений вообще не будет. И всего за восемь тысяч долларов в месяц – по две тысячи долларов с каждого из четырех самых уважаемых граждан округа. Цена очень разумная.
Сейчас уже больше 15.55, и эти люди доказали: они в состоянии сделать то, что обещали. Но некоторые, по мнению шерифа, повели себя неразумно.
– Шантаж, – снова повторил Файнштейн. – Вы правы, Вейд. Это Америка, а американцы не платят вымогателям.
– Я хорошо понимаю ваши чувства, Харрис, – вмешался Карпвелл. – И Сонни, и Дорн тоже понимают. Но я считаю, вы несколько упрощаете проблему, как и шериф. Можно взглянуть на это как на страховку, а не как на вымогательство. Как вы думаете, сколько согласились бы дать жители Сан-Франциско, чтобы избежать страшного землетрясения 1906 года? – Он не дал Файнштейну ответить. – Во всяком случае, подумайте над этим. Соберемся сегодня вечером в восемь часов в моем офисе. Тогда все и решим.
Они возвращались в город почти в полном молчании, не отвечая на попытки Уайта, сидевшего за рулем своего черного лимузина, завязать разговор.
В тот вечер Файнштейн прибыл в офис Лестера Карпвелла последним. Все повернулись к нему, когда он вошел в богато отделанный деревянными панелями кабинет и аккуратно закрыл за собой дверь.
Достав конверт из заднего кармана брюк, он бросил его на стол. В нем было две тысячи долларов пяти-, десяти– и двадцатидолларовыми купюрами, бывшими в употреблении.
– Вот, – произнес он, – здесь две тысячи. Это мой первый и последний взнос в пользу этих наглецов. Мы купим у них один месяц. Сегодня ночью я еду в Вашингтон, чтобы доложить обо всем правительству.
– Вы помните, о чем нас предупреждали? – спросил Ракер. – Если мы заговорим, будет землетрясение. Страшное землетрясение. Могут погибнуть все жители Сан-Эквино.
– Не думаю, – ответил Файнштейн. – Ведь они получат свои восемь тысяч. Но никто не должен знать, что я собираюсь в Вашингтон.
– Не думаете? – громко переспросил Бойденхаузен – Вы так не думаете? Но я не могу жить, полагаясь на то, что вы думаете или не думаете. Послушайте, – продолжал он, – мы открыли двери нашей общины вам, Файнштейнам, еще в те далекие двадцатые годы, когда жители многих городов отнюдь не горели желанием видеть у себя подобных граждан. Мы вас радушно приняли. Я не говорю, что вы не давали денег на больницу и на все остальное. Я говорю, что вы, черт возьми, член нашей общины и не имеете права подвергать нас опасности. Вот о чем речь.
– А я вам скажу, Сонни Бойденхаузен, не так уж радушно вы нас приняли, хотя мы и нашли здесь несколько хороших друзей, среди которых, однако, никогда не было Бойденхаузенов, хотя, в общем-то, это небольшая потеря. Но я считаю себя членом более широкой общины. К ней относятся и все бедные города нашего округа, одному из которых, весьма вероятно, придется однажды откапывать своих детей из-под обломков скал только потому, что он не сможет заплатить вымогателям. Вот о чем я думаю.
– А я думаю, – взорвался Сонни Бойденхаузен, – что чертовски благодарен судьбе за то, что могу чувствовать себя в безопасности и ни о чем не беспокоиться! Как я счастлив, что мои дети избавлены от опасности! Вы хотите убить моих детей, Харрис? Этого вы хотите?