Доктор N
Шрифт:
Выстроить хронологию дат (когда? успеть своё завершить!), которые действительно были, и вымышлены, подтасованы, как заявил Арнольд Тойнби, в Голубой книге, произведении военной пропаганды. В юные годы Арнольд Тойнби случайно был брошен судьбой на страницы истории, связанной с депортацией (геноцидом?) армян, и обострённая его восприимчивость, подогреваемая любопытством, озарила истину, и он изжил патетические заблуждения.
А пока добровольческие отряды, сражаясь в рядах царской армии, живут надеждой возродить на развалинах Оттоманской империи после победоносного завершения мировой войны, штампы времён минувших и будущих, Великую Армению.
Как шло, так и вихрится: витки ослеплённого гнева, зеркально пробуждающие в твоих соседях пещерные чувства
Встречи, слухи, аксакалы головы ломают: кто захватит вакантный трон Романовых? И разнобой газет: улочку перейти, тумбы обклеены, а вокруг - лики ангельские, курсистки, дама с муфтой на руке, с немыслимыми полями шляпа, лисья накидка рыжая (ржавая?), а как же? англичане наведут порядок, не то что турки! И шляпы дюшпара (пельмени), аксакалы усмехаются в усы. Кто назовет кислым свой айран? Дума? То есть думать одно, говорить другое? Занятные поговорки: шкуру соломой набьют тому, кто скажет правду вслух, чучелом выставят. Это у нас, тюрок. А как у турок? Кто говорит правду, того гонят из девяти сел: девять - это и много и в меру.
Ходят в шляпе, а хлеба нет! Стопани заявил, он возглавляет продовольственный комитет, что запасов - на три недели. Шаумян, это Совет, предлагает установить продовольственную диктатуру! Но как? Городской глава Арутюнов, председатель думы - Тагианосов, из Товарищества Нобель. Наш город в руках чужих, и этого ты отрицать не можешь!
– в ушах Наримана голоса членов Мусульманского комитета (Насиббека?). Когда поймешь - будет поздно! Нариману чуждо деление Баку на своих и чужих, прозрение наступит потом, в мартовскую войну: резня мусульман, точнее - тюрков.
А Джеваншир... еще одно имя! Маятник огромных часов: то Джеваншир тянется к комиссарам, среди них - друг юности Шаумян, главный здесь большевик, учились с ним в Германии, а то взмахнёт к тем, кто ратует за независимость коренников, привязан к земле предков...
– сбудется его мечта о свободе родного края в новой Демократической республике Азербайджан так скоро, что скажи ему кто - не поверит; и Джеваншир, министр внутренних дел, стоя рядом с Мамед Эмином, споёт в хоре мужчин гимн новой страны на карте мира, окрыляющая музыка, сочиненная Узеирбеком Гаджибековым, низкий гортанный гул наполнит залитый светом зал; но маятник в движении, откат от конечной точки размаха: крах республики, предъявлен мусаватской власти ультиматум, победа других, людей Наримана, и он спасает Джеваншира. Спасает? Его спасать не надо: большевики в ожидании ответа на свой ультиматум сидят в доме Джеваншира, они - его гости, так что есть покровители у Джеваншира помимо Наримана, а ему кажется, что именно его заступничество предопределило судьбу Джеваншира, еще послужит новой власти, но Дашнакцутюн занёс имя Джеваншира в список приговорённых к уничтожению, и выстрел армянского террориста в Стамбуле, куда Джеваншир с женой-немкой прибудет как представитель наркомата внешней торговли Советского Азербайджана, дабы выгодно для новой власти продать бакинскую нефть, остановит бег маятника.
Большевики, возглавляемые Шаумяном, в меньшинстве в Совете рабочих депутатов, заправляют оборонцы, под их флагом идут осколки имперских сил, начата борьба против национализма, под коим, прежде всего, разумеется антигосударственность татарского национализма.
Нариману ездить по селам, выходить к мусульманской бедноте, встречаться с рабочими-тюрками, которых в Совете нет, и оттого они тянутся в Мусульманский комитет, где свои. Слушают Наримана с открытыми ртами на шёлковых лужайках в тени рощ ореховых, выражая криками восторг, время от времени наэлектризованное сборище рьяно скандирует: Долой войну! Будущее Кавказа в единении народов!
А пока на тюркский манер шалтай-болтайства
военно-революционный комитет осуществил переворот...
– нет-нет, свершилась Октябрьская революция, и власть закономерно перешла, а вовсе не захвачена! в руки большевиков, выражающих, как это очевидно, волю большинства.
ГОРЯЧИЕ ЛЕНТЫ ТЕЛЕГРАФА
Был Керенский - прогнали со сцены. Кто? Ясно кто! И старейшина революционеров Плеханов, прикованный к постели,- шли и шли к нему, чтобы согласился возглавить, изрекает, но оглохшие от рёва толпы его не слышит: Если Ленин займет место Керенского, это будет началом конца нашей революции.
Фронт распался, остатки армии на турецко-кавказском направлении, бегут кто куда, чаще - в свои деревни, их лозунг: Мир без Аннексий и Контрибуций! Думают, что это - прозвища царя и его империи. Тифлис? Ну да, все еще столица Закавказья: он, как и в прежние годы, полон красавцев мужчин, готовых умереть в любую минуту с шуткой или песней, ярко разодетых женщин, словно только что вышли из театра, где многие играют самих себя. Праздные солдаты и офицеры в роскошной униформе, и нет сомнения, что никаких войск на фронте не останется: русские спешат домой, армяне не желают сотрудничать с грузинами, а эти вообще не собираются ни с кем воевать, что до тюрок - вовсе никаких интересов в войне, тем более сражаться с турками!
Надежда на союзников - англичан и французов, помогут деньгами, но лишь частям, верным союзническому долгу и гульбе предпочитают защиту отечества от немцев и турок. Но где фронт? тыл? кто с кем воюет?
И с новой силой вспыхнули дебаты в Баку: кому править? Две резолюции большевиков и соглашательского блока. Шаумян, вынесенный на трибуну революционной волной, лаконичен, как телеграф:
В Петрограде правительство помещиков и капиталистов до сих пор душило русскую революцию, а правительство революционных рабочих и солдат, выступив геройски, создало новую народную власть, и мы, бакинцы, определенно переходим на ее сторону, объявляя себя единственной властью в Баку (закрыть кавычки).
Резолюция соглашательского блока: защита революции требует ликвидации ленинского переворота безболезненным и мирным образом, передачи власти Учредительному собранию, а до его созыва - коалиции внутри демократии (невообразимый шум, но резолюция принята большинством).
– В отставку!
– выкрик Шаумяна.- Это нелепо! Вы избираете меня председателем и вы же голосуете против моей резолюции!
– Нет, - отвечают ему, - это вы, узурпаторы, мечтаете вытеснить собственным диктаторским абсолютизмом наше естественное право на демократию!
А что касается Учредительного собрания, то, поиграв в низшую демократию, распустили его во имя высшего демократизма, коим является диктатура как наиболее безболезненный и скорый переход в совершенное общество: шажок вперед, шажок назад и беспримерный в два прыжка скачок (через пропасть?) на удивление парламентов мира.
Ловят на лету декреты новой власти, средь них первейший - декрет о самоопределении народов: наконец-то!
Не успели остыть горячие ленты телеграфа, как Мусават устами своего лидера Мамед Эмина торжественно оповещает: Оставив в стороне критическую оценку лозунгов большевизма, нужно признать, что они явились эхом народного желания. Нельзя отрицать логической последовательности немедленного осуществления федеративного принципа, ибо такова воля народа. Мы не являемся идеологами большевизма и если остановились на их роли, то исключительно в целях аналогии, чтобы доказать ту несомненную истину, что всякая мысль, являющаяся эхом народного желания, не только легко прививается широким массам, но и способна толкнуть их на героические выступления. Тебе, тюркскому народу, принадлежит теперь слово, и ты скажешь его, разумно и просто подкрепляя свою правоту не сухой теорией политического доктринерства, а правдой Божией, заложенной в каждом человеке по праву рождения.