Доктор N
Шрифт:
Напоминание о тюрьме пришлось Гаджи не по душе: - Не тюрьму я тогда построил, - поспешил оправдаться, - мельницу, даже успел в ней разместить мукомольные машины, выписанные из-за границы, губернатор выпросил под тюрьму, дескать, городская, расположена на острове Наргин, неудобна, служащие испытывают трудности от поездок по морю, да и арестантов возить накладно.
– С чем к нам пожаловал Гаджи?
– спросил Нариман, обращаясь на манер персиян, будто к кому-то постороннему. И вдруг его осенило: неужто чтоб получить свой долг, ведь не расплатился он сполна!
– Если за долгом... Гаджи не дал Нариману договорить:
– Потом, потом! (Скоро расплатится деньгами новой власти, на купюрах типографским способом подпись: Н. Нариманов).
– Пришёл подарить
– А! понял, что и так отберут!- вступил в разговор Гейдар, полушутя, тоном, царящим здесь. Гаджи насупился.
– Небось, сами рабочие и приняли решение, - такая информация поступила к Гейдару, - чтобы фабрика стала советской.
– Твоя правда, - согласился.
– Так что о даре говорить не приходится.
– Пусть так, но фабрику свою я вам дарю,- и посмотрел на Наримана в упор.
– Её уже отобрали, и твой визит, достопочтенный Гаджи, напрасен.
– Может, напрасен, спорить с тобой, Кара Гейдар, не буду, но я думал, что услышать из уст хозяина этой фабрики, - снова посмотрел на молчащего Наримана, - что он чистосердечно дарит её новой власти, не помешает, - и, чуть помедлив, - пригодится для истории.
– Ах, ты хочешь попасть в историю?
– Гейдар отбросил полушутливый тон, ему показалось, что Гаджи высокомерен с ним.- Нет уже вашей истории, революция теперь нашу историю пишет!
– Если хотите знать, и у меня перед революцией заслуги есть!
– вспылил Гаджи.
– Какие?
– искренно изумился Кара Гейдар.
– А кто посылал деньги иранским бунтовщикам, по-вашему революционерам? Из-за этого, ты должен помнить,- обратился к Нариману,- меня даже к градоначальнику Мартынову вызывали, донос был, что потворствую революции в Иране! Российская империя,- говорил мне градоначальник,- связана узами дружбы с персидским двором, а вы... Шах, дескать, недоволен, а я ему, градоначальнику: во-первых, да будет вам известно, что мы с шахом в родстве, ибо моя старшая жена - из шахского рода Каджаров! А во-вторых, я помогаю не бунтовщикам, а сиротам и вдовам, так шариат повелевает!
– Скажи кому: Гаджи - революционер!..
– засмеют.
– А шолларский водопровод? Это вам сегодня кажется, что ничего особенного: работает, снабжая город, и вас тоже, новую власть. Я специально в Россию человека посылал, чтобы на мои деньги привез целый состав машин, насосов и прочего оборудования, у меня все-все в расходных книгах отмечено!
– Одной рукой грабили народ, а другой - щедро тратили, ведь так?
– Когда было худо Бакинской коммуне, я ей сто тысяч наличными вручил! А школа для девочек-мусульманок?
(Помнится,- мог сказать Нариману,- в моей школе учились и твои племянницы, я и сейчас помню их имена: Набат, Гумру, Ильтифат; а дочерей своих, Сару и Лейлу, пошлет учиться в Смольный девичий институт, их, правда, поначалу не примут, ибо не дворянского происхождения, но тут возмутится жена Гаджи Сона-ханум, дочь царского генерала Араблинского, и детей примут как генеральских внучек).
– ... Захотел, мол, Гаджи - и разрешили. Даже если и деньги есть, притом немалые, дело не сдвинется. Тут и смекалка нужна, хитрость, кого попросить, через кого выйти на нужных людей. Все мне тогда отказали, даже покойный император Александр III, и не без воздействия мусульманских духовников, с ними разлад у меня был. Как говорят наши кочи, не чашка-ложка были мы, ни мира, ни любви, возмущались: чтобы девочки-мусульманки в школу ходили?.. допустить противное шариату богохульство?..
– Разговорился Гаджи, за тем ли сюда шел? Но кому рассказываешь о своих благодеяниях? Кара Гейдару? Даже Нариману, который молчит, и не поймешь, о чем он думает? А Гаджи говорит как ни в чем не бывало: будто и революция не свершилась, и кровь не льется от пуль и штыков армии, старое доброе время, он в гостях у Наримана, решил навестить человека, которому много-много лет назад помог, приютил, и пришел, чтоб спросить: Как ты тут, не нужна ли тебе моя помощь? и некстати разговорился: - А хитрость моя, что школу для девочек-мусульманок
– вдруг опомнился: где он? о чем говорит? другие времена, другие нравы: - Так вот, фабрику свою я вам дарю, а что касается других моих богатств, - тут он слегка повернул голову к Кара Гейдару, -то их я вам дарить не намерен, можете взять силой, у вас теперь и армия, и пушки, и броневики, разоряйте мои нефтяные промыслы, рыбные мои промыслы на Куре и Каспии, рубите мои леса в Кубе и Евлахе, забирайте пароходы и грузовые суда, типографии мои (где я тебя печатал, Нариман), да, это я вам не дарю и дарить не намерен, впрочем, все вы уже забрали, но одно утешает, что до моих лесов в Энзели и Реште руки ваши не дотянутся, потому что Иран не позволит, хоть и помогал я тамошним бунтовщикам свергнуть шаха, но персы не злопамятны, как некоторые из моих сородичей...
– Поднялся, чтоб идти.
– Постой, Гаджи! По декрету, подписанному мной как новой властью, национализируются...
– Я не намерен, - перебил его Гаджи, - обсуждать ваши грабительские законы.
– Отчего же грабительские? Мы национализируем нефтяную промышленность, дабы остановить хищническую эксплуатацию недр. Каспийский торговый флот...
– Знаю: морские и речные суда, береговые сооружения, конторы, склады, агентства со всем движимым и недвижимым имуществом! И про водопроводные предприятия знаю, стоном стонут хозяева Загульбинского, Бинагадинского, Биби-Эйбатского и Каспийского водопроводов!
– Мы определим им жалованье, пусть работают.
– Силой отбираете телефонные предприятия, лесные склады, разоряете братьев Адамовых, Биерингов, Сименсов, реквизируете стальные ящики банков, платину в слитках и монетах!
– Но дай досказать в отношении тебя. Твоя жизнь и жизнь твоих близких в полной неприкосновенности,- еще решение не принято, но Нариман говорит как о свершившемся факте.
– Спасибо... Мой в четыре этажа особняк в Москве, напротив Кремля, который я выстроил в семнадцатом, отняли русские, сказал я: Россия далека, земля русская, так тому и быть, но я надеюсь...
– Гаджи,- Нариман понял, куда тот клонит,- твой дом в Баку не тронем, выбирай, где хочешь жить: в городе или на своей даче.
– А там и здесь нельзя? Ладно,- согласился,- буду жить на даче.
– Еще бы не жить ему в Мардакьянах,- заметил Кара Гейдар, когда Гаджи ушел.- Четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, роскошный сад, виноградники, бассейн, собственная динамо-машина, подающая электроэнергию.
– Добавь ещё, - словно подзадоривая Кара Гейдара, бросил Нариман в топку его зависти, - баню, специальную тендирную-пекарню для выпечки собственного хлеба, огромная кухня выложена, пол и стены, фигурным кафелем да из фигурного же паркета полы залов и комнат!
Кара Гейдар уловил издевку Наримана:
– Что ж, со временем экспроприируем в пользу трудового народа.
– Без меня!
– отрезал Нариман и, глянув на Кара Гейдара, подумал, что тот может ложно интерпретировать его слова: мол, Нариману нечем возразить, потому не желает, чтобы впутывали в это дело.
– Выразился не точно,- поправился.- Хотел сказать: после меня!
(А и отберут, как только Нариман покинет Баку.)
И ГОНИТ ВПЕРЕДИ СЕБЯ
сначала поймали Наримана, потом Гюльсум,- Кара Гейдар с