Доктор N
Шрифт:
Надо полностью, уважая все титулы,- никогда нельзя терять надежды: а вдруг внемлет Нариману? Шейху Гаджи Неджмеддин Эффенди Гоцинскому, Духовному вождю Дагестана. Задумался: забавные были встречи с шейхом из Гоцо до революции, в Астрахани, когда был в ссылке. Нариманов решил выведать, что у того за душой: Существует какая связь между Турцией и Дагестаном? И тот ответил, что с нетерпением ждут турок, все, как один,они восстанут против царя.
Вспомнив об этом, Нариманов написал: Стремление Ваше восстать против царя и присоединиться к Турции мне было понятно. Но случилось так: не Вы восстали против царя, а русские рабочие,
Ещё спросил Нариман тогда: Как, мол, думаете действовать после освобождения от царя? Гоцинский ответил: У нас есть Коран и кинжал. Коран жить, как предписано, кинжал - защищаться.
Спросить бы теперь: где ваши Коран и кинжал? Коран забыт, кинжал иступился, так?! Впрочем, ясно, всё это вы делаете для того, чтобы не подпасть под влияние большевиков. Но что вы о них знаете? И что знаю я? вернее, что знал тогда, когда перо легко водило моей рукой?
Если вы честный духовный вождь, то вам незачем бояться большевиков. Они говорят: каждый народ свободен, может самоопределяться. Чего вам еще? Но из песен слов не выкинешь!
Песен? То были не песни - коварные планы, ставка на штыки: внезапно захватить и закрепиться первопроходцами мировой революции на Востоке. И выстраивалось: Азербайджан, далее революционизировать Персию, Индостан, аж до Китая, Японии! Я был очарован вождями, аплодировал их призывам создать конный корпус в сорок тыщ всадников и бросить на Индию, дескать, путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии. И сколь долго продолжалось очарованье? Сжигание мечетей! грабежи сокровищниц! употребление листов Корана для естественных надобностей, да-да, это я видел сам! попирание семейных традиций, самовольные обыски, насилия!
И ты аплодировал, признайся, летчику, который хвастал: Мы бомбили Бухару. Держу бомбу - вижу внизу мечеть. Я и бабахнул прямо в кумпол! хохотали, меня возмутили его слова. Да?
– с недоверием.- Но ты промолчал, и даже, помнится, подумал, что перед лицом великой победы это сущие пустяки, и тут же одернул себя: опомнись! о чем ты?!
... Мелик Мамед слушал Наримана, теребя в нетерпении усы, и каждый раз, когда Нариман произносил имя Имама Гоцинского, заострял внимание, густые его брови взлетали вверх.
Слушайте, Гаджи Неджмеддин Эффенди! Будем откровенны: Вы подпускаете к Дагестану царского генерала Деникина, чтобы он восстановил власть царя, который не раз надругался над религиозным чувством мусульман, превратив отважных, честных сынов Дагестана, родины кавказского героя Шамиля, в бессловесных рабов, и Вы, наместник Шамиля, внук его верного наиба Магомы, ведете свой народ под ярмо царизма. Советская Россия, как это она торжественно объявила, и мы не вправе не верить ее слову, не навязывает своей власти никакому народу, если он сам не пожелает ее. Передайте все это и Азербайджану!
Мелик Мамед не перебивал, и отчего-то было жаль Наримана: мучается, хочет убедить всех в своей правоте, упорядочить хаос, который наступил,- но каждый, Мелик Мамед в этом убежден, должен пройти свой, определенный ему свыше, путь.
– Ты меня слушаешь?
– спросил его Нариман.
–
– Не устал?
– От сказок разве устанешь?
– и улыбнулся.
– Сказок?!
– Нариман хотел выразить обиду, но на лице Мелик Мамеда было столько доброты и глаза излучали такую наивность, что на миг Нариману почудилось, что он и впрямь сочинил сказку: реальность вовсе не такова, как он ее расписал в обращении к имаму Гоцинскому.
Они всегда были на ты с Насиббеком, сокурсником по Новороссийскому университету. Один учился на врача, другой на юриста, вместе проводили праздники, помнит, как собрались отмечать праздник жертвоприношения Курбан-байрам в каком-то духане, мечтали о будущем их родного края в Кавказском землячестве, где председателем был Нариман: он знает грузинский и понимает, когда говорят по-армянски.
Насиббек на одном из собраний землячества сказал, что, дескать, мой народ характеризуют два часто употребляемых всеми тюрками выражения, чего хвастать перед другими?
– подумал тогда Нариман, ведь прав был Насиббек!.. Нариман однажды сам произнесёт их, не сказав об авторстве: агрын алым, да возьму твою боль, и гурбанын олум, да буду я жертвой твоей - такой народ, патетически сказал Насиббек, не может быть, как о том кричат наши недруги, ни варваром, ни мстительным, ни жестоким. Но, добавил Насиббек, ты не можешь отрицать это, справедливости ради следует заметить, что подобные выражения есть и у армян, и у грузин, не правда ли, Нариман?
– Нариман согласился.
Однажды встретили и мусульманский Новый год - Новруз-байрам в день весеннего равноденствия; пригласили студентов из грузинского и армянского землячеств, сначала выступил Нариман, где-то в бумагах затерялось выступление, заранее тщательно подготовил речь: этот праздник, сказал Нариман,- как Пасха для православных, Рождество для грузин и армян, Пурим для евреев - первый проблеск солнца после долгой ночи для всех, кто живет в заполярном крае, обновляется природа и очищаются помыслы... Извините за выспренность стиля, но возрожденный дух требует возвышенного слога.
И о символах Новруза, по крайней мере трех: свеча, ибо связан с огнем, солнцем, которое, начиная именно с этого дня, становится все жарче, все горячей; сладости - к празднику пекут, приглашая соседа отведать, и каждый украшает пахлаву и шекербуру - вот они, на столах - своими особыми узорами, а узоры - не просто волнистые или прямые линии, ромбики и квадратики,- это линии судеб, линии благоденствия; и еще символ семени.
Насиббек тут же по-тюркски продекламировал знаменитое двустишие: Семени, сахла мени, илде гёярдерем сени,- и сам перевел: Семени, сохрани меня, тучными нивами взойдешь,- переиначил на свой лад,- летней порой.
– Да,- продолжил Нариман,- в каждом доме в праздник Новруз на столах и подоконниках зеленеют в блюдцах и тарелках проросшие пшеничные зерна, это и есть семени, символ будущего урожая, остроконечные, как пики, ростки устремляются к свету, возносятся к солнцу. В Новруз ходят в гости, одаривают друг друга сладостями, это день поминовения усопших, народ испытывается на сердечность, отзывчивость и милосердие, так было и так будет. Особый смысл приобретает праздник в наши дни - кровопролитий, вражды и ненависти, противостоя добром и жизнелюбием.