Доктор N
Шрифт:
Авель Енукидзе, секретарь ЦИК Союза ССР, став председателем Комиссии по организации похорон, составил, назначив своим заместителем Тер-Габриэляна, список, куда вошли Скрыпник, востоковед Павлович, Базилевич из Московского военного округа, Цивцивадзе, Циркуль, Тагиев из постоянного представительства Азербайджана, секретарь московских профсоюзов Павлов, секретарь Московского комитета партии Рютин...
– утвердили порядок процессии похорон:
перенесение тела в Колонный зал Дома союзов, доступ к телу, открытый круглые сутки до часа выноса, после чего гроб к месту погребения следует по маршруту: от Дома союзов через площадь Революции и проезд Исторического музея вдоль Кремлевской стены на Красную площадь к мавзолею.
Приказ Реввоенсовета: точно в десять
Весьма срочная телеграмма от Киргизского правительства, что представители автономных республик и областей РСФСР, а также Узбекистана и Туркмении считают желательным перевезти тело тов. Нариманова в Баку... А что Азербайджан? Молчит? Им там виднее,- и Авель Енукидзе, у кого скопились эти первичные бумаги, заново перечел их спустя три недели после похорон: перед тем как сдать на вечное хранение, и помнит, по ходу чтения сверлила мысль: Извозчик! О нем ни слова! Спросить! В первый раз не обратил внимания, ибо нелепая смерть, а потом закрутился с похоронами, и по новому прочтению возникли те же недоумения: подвез - и никаких следов! А ведь умер по дороге! И эти похожие почерки: того, кто пишет, и того, кто удостоверяет, и так много случайностей, резануло, что Каплан, что ж, бывают совпадения.
Гюльсум-ханум... Когда ей сообщили...
– нет, сказали не сразу, пожалели: Сердечный приступ, и она, оставив сына у соседей, помчалась в больницу. Не спешите, поедем на трамвае. Голос посыльной сестры ей не понравился: Он жив? Живой он?
– спросила, и сердце заколотилось как никогда прежде.- Он не может умереть, оставив нас одних!
– О чем она говорит? А та молчит. Почему она молчит?
Все, что было потом,- было не с Гюльсум: её самой больше не было. Почему-то все время твердила: Нет, я категорически против вскрытия, успокаивали: будет так, как она хочет, не надо волноваться, у нее сын, должна думать о нем.
Но как можно, чтоб без вскрытия? Акт патологоанатомического вскрытия тела товарища Нариманова (с указанием должности, семь точек проставить). Прозектор больницы профессор Могильницкий Б. Н., - Н с завитушками, такая фамилия, там, в начале пути, Победоносцев, здесь - Могильницкий, скобки жизни, - в присутствии коменданта Кремля Петерсона, наружный осмотр... правильного телосложения, внутренний осмотр, состояние диафрагмы... мягкие покровы головы, кости свода черепа... да-с, читать такое!
– вещество мозга, размер сердца, всякие заумности: миомаляция сердечной мышцы, эмфизема легких...
– в дело для хранения пошли и напечатанные на ремингтоне речи, произнесенные у могилы: короткое выступление самого Енукидзе, всего лишь фраза, но долго думал над нею: У могилы великого нашего вождя отдадим последний долг покойному председателю ЦИК, нет, полностью: Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик товарищу Нариману Нариманову, далее Калинин: Смерть, и именно для коммуниста, всегда явление случайное в процессе его энергичной работы, и Красная площадь в лице товарища Нариманова получает первую жертву от народов Востока. Когда-то Лобное место, Красная площадь превращается в место упокоения, место погребения вождей, уважения и почтения для всех народов. Отдадим последний долг и пожелаем, чтоб земля (покрытия булыжником) была
От ЦК РКП (б) - Каменев Лев Борисович: исключительное место, живая связь, своеобразный пройденный путь, отличный от путей, - вдумчивый перечень, - ленинградского металлиста, московского или иваново-вознесенского текстильщика, донецкого шахтера, совещания неоднократные под председательством Владимира Ильича в его кабинете, Владимир Ильич с особенной чуткостью прислушивался к тому, что говорил этот старый, испытанный боец, в чьих словах, иногда колебаниях, - это подчеркнуть, - а также предупреждениях слышался голос трудящихся. Да, задушен, - прозвучало как намёк, - припадком тяжелой болезни старый дозорный революции. И в который раз повторяется, что Нариманов, выходя из Кремля, пошел домой пешком и на Моховой улице, недалеко от здания Манежа... Вчера Сунятсен (слитное произношение), сегодня Нариманов, а завтра...
– кто же завтра?
Полоса такая похоронная, сплошные фатальные исходы: трех дней не пройдет - вспомнят о похоронах Нариманова, что в тот день и час, когда могила товарища Нариманова не была засыпана, суровая судьба готовила нам удар. Не успели мы разойтись с Красной площади - братского коммунистического кладбища,- как нам сообщили, что под Тифлисом на загоревшемся в воздухе аэроплане погибли три наших товарища, абсолютные партийцы Мясников (Мясникян), Атарбеков, Соломон Могилевский. Пролетев Тифлис, аэроплан юнкерс воспламенился и, не будучи в состоянии снизиться, упал, произошел взрыв. А перед тем один за другим из кабины выпали сначала двое, а потом третий... Вместе с ними погибли летчик и механик (скорее б март кончился!).
Авель Енукидзе советовался с Кобой, помнит, тому не понравилось, как однажды Нариман пытался расшифровать его поздний псевдоним: Я немного знаю грузинский и даже древнегрузинский, в Гори учили. Джуга - это сталь, ну и потому Сталин...
– почувствовал, что Коба недоволен, тут же о себе, и понял, что еще хуже: - Вот я, к примеру, у меня фамилия Нариманов, Нар - это мужественный, неутомимый, я б по-русски звучал, очевидно, как Мужествин, что ли?
Авель, поминит, пошутил: А может, Неутомимов?
– Я на похоронах выступать не буду,- сказал Коба Авелю.- Не могу лицемерить. А ты и Серго - это ваше дело, мы люди свободные, неволить никого нельзя.
Так тебе и поверил!
– подумал Авель.
Когда Сталин узнал, что Серго был на траурном митинге и даже выступал, хотя вся церемония была заранее согласована и утверждена, изобразил удивление: Серго пошел? Беспринципный человек! Был и остался. Павлович? Такой же, как Серго, болтун, кумира себе сотворили в лице Нариманова!
...Все ушли, а они вдвоем с сыном, Гюльсум и Наджаф, у могилы стоят. Как жить дальше? Наджаф мал, не понимает, что произошло, но взяла с собой, чтоб запомнил. Вернутся домой и, будто кто вынул из ящика и положил на стол,- исписанные рукой Наримана листки. Письмо к сыну. Тут же, не снимая шубы, стала читать. Читает и плачет. Спрятать! Пока никто не увидел. Написать такое: и большевизма не будет!.. Сунула в сумку, потом в шкаф - под бельё. Ещё куда-то, затем новый переезд... Так спрячет, что и сама не найдет. А когда обнаружит снова, после гибели сына на войне...
– но кому они теперь нужны, умерли все (и её самой нет).
И, собирая со стола накопившиеся в связи с похоронами бумаги, Авель хотел сдать в архив и линованный тетрадный лист, на котором, готовясь к выступлению, набросал вехи жизни Наримана, хронологию его деяний, да забыл, срочный вызов к Кобе, и лист, сброшенный сквозняком под тумбу доставленного сюда из царских палат стола, был подхвачен новым дуновеньем и, качаясь, будто на крыльях, взлетел и спикировал в щелочку, оттуда в подпол, долго прятался там, в своем подполье...
пока я, забредший в этот особняк, который давно снесен, не