Доктор Сергеев
Шрифт:
Харитонов был, как всегда, бледен, имел усталый вид, но морщины словно разгладились, глаза тепло блестели. Он был больше чем обычно похож на вдохновенного актера, читающего прекрасный монолог. Он объяснял, что причиной неэффективности обычных способов лечения столбняка является физиологическая преграда, стоящая на грани между кровью, с одной стороны, и мозгом и спинномозговой жидкостью — с другой. После многочисленных опытов, сначала на животных, а потом уж, когда они дали в ста процентах положительные результаты, и на людях, было решено внедрить в практику введение противостолбнячной сыворотки непосредственно в спинномозговой канал. Харитонов провел за несколько месяцев двадцать шесть таких операций и спас всех больных.
Костя радостно оглядывался на аплодировавших врачей и был горд, словно это он сам только что выступал, сообщая о своей работе. Он недавно присутствовал на операции Харитонова, вводившего сыворотку в спинномозговой канал больного. Он видел этого тяжелобольного со сведенными мышцами всего тела, стоящего в постели, как борец «на мосту», на руках и ногах, с изогнутой спиной, с запрокинутой головой, с лицом, застывшим в какой-то гримасе, и, казалось, смерть уже прочно сжимала его в своих объятиях. Потом Костя видел этого же больного выздоравливающим, а затем и совсем здоровым, уезжающим из госпиталя. И оттого доклад Харитонова был для него особенно убедительным и ярким.
После Харитонова выступал профессор Орестов, смуглый человек с лицом хотя и тщательно выбритым, но темным, словно он давно не брился, с бровями удивительно густыми и лохматыми. Он сделал сообщение о «голубой крови» — препарате, предложенном им в качестве заменителя подлинной крови.
Препарат, помещенный в сухом виде в ампулу, сохраняется долгие годы и в любых условиях может быть использован при тяжелой кровопотере или травматическом шоке. Орестов объяснил, что препарат по своему химическому составу стоит близко к плазме крови. Он сделал много опытов на собаках, выпускал до восьмидесяти процентов общей массы крови и замещал ее своим препаратом — животное быстро оживало. При шоке, состоянии глубочайшего обморока, близком к смерти, «голубая кровь» возвращала больного к жизни в течение двух-трех минут. Орестов говорил об этом спокойно, даже флегматично, и оживился лишь тогда, когда сообщил, что препарат этот получается из естественной минеральной воды, источники которой находятся в ста километрах от города, в одном из близлежащих районов. И сразу, перейдя к вопросу о богатствах области, он увлеченно стал перечислять длинный ряд минеральных источников, представляющих широчайшее поле для все новых и новых изысканий. Он отошел от трибуны, приблизился к большой рельефной карте, один за другим стал поворачивать выключатели, и на карте вспыхнули разбросанные по всей ее площади крохотные цветные лампочки. Красные, синие, зеленые, фиолетовые, желтые огоньки показывали нефть, уголь, соли, серу, различные драгоценные руды, лечебные воды.
Поднимая характерным движением свои удивительные брови, сверкая темными глазами, он водил карандашом по карте и называл десятки минеральных источников.
— Вот железистые, вот соляные, вот углекислые, вот сероводородные… А вот в этом месте давно существует курорт, дающий превосходные лечебные результаты… В этом источнике вода по содержанию сероводорода превышает такие же воды Сочи — Мацесты в два, три, четыре раза… Кроме того, здесь много поваренной соли, много соли магния и кальция, здесь в изобилии бром, йод, радий!..
Зажигались и гасли разноцветные огоньки, возникали в представлении слушателя природные богатства Урала: железо, медь, никель, хром, титан, ванадий, свинец, алюминий, магний; романтически звучало перечисление районов золота, платины, алмазов…
Хотя Орестов, увлекшись, явно уклонился от своей основной темы, весь зал слушал его с напряженным вниманием и, когда он сошел с трибуны, долго ему аплодировал.
Доклад Кости был одним из последних. Ему показались неожиданными слова председателя:
— Слово для доклада имеет военврач третьего ранга Сергеев: «О роли сульфамидных препаратов в военно-полевой хирургии».
На мгновение Костя задержался, словно не вполне уверенный, что это приглашение касается его. Он не сумел сразу захватить оба костыля, ронял то один, то другой. Потом ему показалось, что он забыл папку с докладом на стуле, и он вернулся, хотя доклад был у него в руках. На трибуне он опять не сразу справился с костылями — они скользили и падали. Когда же председатель спросил, не удобнее ли ему будет читать сидя, и сам любезно принес ему стул, Костя смутился еще больше и сесть отказался. Он раскрыл папку, взглянул в зал. И зал, большой, глубокий, наполненный рядами лиц, вдруг качнулся, уплыл куда-то, и все лица затянулись туманом и стали одинаковыми, расплывчатыми, незнакомыми. Сжав до боли челюсти, он напряг всю свою волю и посмотрел на сидевших в первом ряду, потом во втором и в третьем.
Глаза всех были сосредоточены на нем. Светлецкий, крупнолицый и близорукий, когда Костя обернулся к нему, смотрел, щуря глаза, с большим интересом и подчеркнуто доброжелательно, словно стараясь ласковым взглядом ободрить неопытного докладчика.
И, сразу забыв о смущении, отдавшись целиком теме, Костя заговорил спокойно и твердо. Он говорил о том, какую огромнейшую, еще не до конца оцененную роль играют сульфамидные препараты в профилактике раневых инфекции. Он приводил примеры, сравнения, доказывал, что далеко не все врачи поняли до конца мощь новых препаратов и некоторые, только подчиняясь инструкции, применяют их.
— А дело-то именно в том, — вдруг оторвался от письменного доклада Костя и улыбнулся, — чтобы сыпать порошок густо, старательно, от всей души, примерно так, как угощает гостеприимный русский хозяин дорогого гостя…
В зале раздался смех. Смеялись дружелюбно, товарищески.
Председатель позвонил. Стало тихо, и Костя продолжал. Но он уже не смотрел на записи. Он говорил так, словно всю жизнь выступал на больших собраниях и давно привык к ним.
— Но жестокую ошибку совершают те врачи, которые, свято поверив в сульфамиды, легкомысленно забывают обо всем остальном. Эту ошибку делал и я, и мои товарищи, на эту ошибку указал нам главный хирург фронта дивврач Беляев. И сейчас, просматривая сотни историй болезни, я вижу, что действительно, там, где понадеялись только на чудесный порошок, вышло немало серьезных неудач.
Костя снова привел ряд цифр и примеров. Он говорил горячо, как говорят о самом близком и сокровенном. Глаза его сквозь толстые стекла очков отсвечивали зелеными огоньками, волосы поминутно спадали на лоб, длинные, тонкие пальцы нетерпеливо откидывали их назад.
Костя перевернул последнюю страницу и закрыл папку. Доклад был закончен. Но, закрыв папку, докладчик не сошел с трибуны. Держась за нее обеими руками, он нагнулся над ней, как бы устремляясь к аудитории, и, заметно повысив тон, продолжал свою речь:
— Товарищи, на фронте я работал в медико-санитарном батальоне, занимающем центральное место в системе санитарной службы войскового района. Здесь, в тылу, я вижу работу крупных госпиталей и других лечебных учреждений. И я вижу, что великое дело, порученное в этой войне нам, советским врачам, выполняется хорошо. Нынешняя война отличается от прошлой, империалистической войны гораздо более совершенным вооружением, гораздо большим количеством артиллерии, авиабомб, автоматов, минометов, танков, что резко увеличило многообразие и тяжесть ранений. И, несмотря на это, результаты нашей работы несравненно выше того, что сделали медицинские учреждения в прошлой войне. Тогда было возвращено в строй около сорока процентов раненых, а мы возвращаем свыше семидесяти трех, то есть почти в два раза больше!..