Доктор Великанов размышляет и действует
Шрифт:
– Кто знает, Ульяна Ивановна, – может быть, жизнь разлучит нас, и эта написанная мною характеристика окажется не лишней…
– Что это вам вздумалось, Арсений Васильевич? – с испугом проговорила Ульяна Ивановна. – Живы, так оба живы будем… Меня-то вы, чай, и без характеристики знаете.
– Ульяна Ивановна! – сурово сказал доктор. – Я обдумал все возможности и решил, что, выдавая вам такой документ, я выполняю свой долг. Если же он вам не понадобится, он останется у вас, как память обо мне.
Это убедило Ульяну Ивановну, и она с трепетом приняла листок, свидетельствующий
Бережно сложив документ, она положила его в банку из-под консервов и закопала рядом с печатью.
Утро следующего дня выдалось росистое и свежее, настолько свежее, что, делая утреннюю прогулку, Ульяна Ивановна была вынуждена надеть брезентовый плащ доктора. Этот холод и сырость заставили наших робинзонов задуматься над выбором нового места стоянки – более сухого и более укромного. С этой целью они отправились на разведку, предварительно привязав к дереву уже запряженного в телегу Мазепу. Выбор места занял не больше, чем полчаса, но каков же был испуг Ульяны Ивановны и недоумение доктора Великанова, когда выяснилось, что в их отсутствие Мазепа исчез вместе с телегой и всем находившимся на ней имуществом. Хитрый мерин сумел отломить сук, к которому был привязан. Отпечаток колес на траве не оставлял ни малейшего сомнения в том, что он направился в сторону дороги. Доктор Великанов и Ульяна Ивановна поспешили за ним.
Дальнейшие события развивались с катастрофической быстротой. Мазепа, очевидно, недовольный отсутствием стимулов, деловым шагом направился прямо к тому месту, где был установлен немецкий пост. Неизвестно, о чем помышлял этот мерин, но каждый его шаг носил характер вполне осмысленной измены. Увидев доктора, он громко заржал и перешел на рысь. Когда же доктор сумел все-таки взобраться на телегу, он помчался вскачь, разбрасывая лежавший на подводе груз, и в конце концов вынес телегу на опушку леса.
Запыхавшаяся Ульяна Ивановна поспешила к месту происшествия, но было уже поздно. Навстречу телеге шел с автоматом в руках немецкий солдат.
Глава седьмая
Подлая тварь явно не желала понимать содеянного ею зла. Выкатив телегу на дорогу, Мазепа сразу успокоился и остановился в ожидании осторожно приближавшегося немецкого солдата.
– Никак, немец? – в смятении спросила Ульяна Ивановна.
– Настоящий! – подтвердил доктор, барабаня пальцами по оглобле.
– Что же теперь нам делать?
– У нас нет выбора. Остается одно – действовать, смотря по обстоятельствам.
Пока Ульяна Ивановна размышляла над смыслом этого слишком отвлеченного для ее практического ума решения, немец приблизился, оглядел наших героев г, определив на глаз их достаточно почтенный возраст и очевидную безопасность, спросил:
– Кто вы такие?
Спрашивал он по-немецки, и эта фраза показалась Ульяне Ивановне ужасно грозной. К вящему ее ужасу, доктор Великанов безмолвствовал, презрительно рассматривая немца.
– Кто вы такие? – повысив голос, повторил тот.
Ульяна Ивановна не выдержала.
– Батюшка, Арсений Васильевич, онемели вы, что ли?
– Он спрашивает, кто мы такие, но я его не понимаю.
– Это было свыше разумения Ульяны Ивановны.
– Как не понимаете? И с ихними профессорами про всякие болезни беседовали, и в самой немецкой Германии жили – и не понимаете?… Уж скажите ему что-нибудь, а то, ей-богу, трахнет. Вон глазища-то у него какие круглые.
– Ульяна Ивановна, я прекрасно понимаю этого остолопа и неплохо говорю по-немецки, но дело в том, что сейчас я вовсе не желаю разговаривать с немцами.
Ответ доктора, полный достоинства, не успокоил Ульяну Ивановну.
Между тем часовой, некоторое время терпеливо выжидавший конца разговора, начал сердиться.
– Будете вы говорить? – крикнул он и вдруг перешел на русский язык: – Я спрашивай: ви кто?
Поняв, что доктор Великанов твердо решил уклониться от разговора, Ульяна Ивановна набралась духу и выступила вперед.
– Ты, милок, не очень кричи, – сказала она немцу. – Мы не глухие и люди почтенные, в возрасте… Это доктор наш, а я – сестра-хозяйка.
Ровно ничего не поняв, немец задумался, потом решил:
– В комендатуру.
Он вскочил на телегу и рванул вожжи.
Путникам осталось одно – послушно двинуться вперед.
До села было километра четыре, и доктор имел время войти в новое для него положение конвоируемого. И он вдруг вспомнил, как встретил однажды на улице города нескольких арестованных.
Особенно запомнилась доктору фигура одного, по-видимому, закосневшего в правонарушениях парня. Шел он, посвистывая, поминутно сплевывая, заложив руки за спину. Воротник его пиджака, несмотря на хорошую погоду, был поднят. И это было не совсем бессмысленно. Поднятый воротник казался злобным вызовом здравому смыслу людей, передвигающихся по улицам без помощи конвоира. Всем своим поведением парень подчеркивал полнейшее пренебрежение ко всему окружающему, даже к собственному будущему.
В свое время, в обстановке мирного советского города, поведение этого шалопая огорчило и возмутило доктора Великанова. Но сейчас он внезапно почувствовал желание возможно убедительнее и нагляднее продемонстрировать свое неуважение к немецким порядкам. Доктор поднял воротник плаща, сдвинул на затылок шляпу и, заложив руки за спину, сменил деловую, целеустремленную и очень прямую походку на ленивую, разболтанную поступь закоренелого бездельника.
– Что теперь будет только? – проговорила Ульяна Ивановна, с ужасом наблюдая за происходившей с доктором Великановым метаморфозой.
Тот пожал плечами.
– Об этом, Ульяна Ивановна, мне известно столько же, сколько и вам. Да и, в конце концов, это не так уж интересно: два безоружных старика, если даже погибнут, хода войны не изменят.
– Как же так неинтересно, Арсений Васильевич? – возмутилась Ульяна Ивановна. – Очень интересно. И старики совсем разные бывают. И вовсе незачем нам с вами на рожон лезть. Уж вы там старшему-то ихнему объясните, что, мол, мы народ медицинской специальности по мирной женской части.