Доктор Великанов размышляет и действует
Шрифт:
Меж тем доктор Великанов несколько успокоился и даже с некоторым любопытством взирал на грабеж. Теперь неизмеримо больше волновалась Ульяна Ивановна. Когда обер-лейтенант Ренке весьма недвусмысленно приказал отложить в сторону обнаруженный на телеге запас мыла, она рванулась к нему, но вовремя была остановлена доктором.
– Успокойтесь, Ульяна Ивановна, – рассудительно сказал он. – То, что мы сейчас наблюдаем, вполне нормальное явление. Это – воры и удивляться абсолютно нечему.
– Какое же, батюшка, нормальное явление – в нестиранном ходить? Разве можно без мыла?…
Но горшее было
Вначале, перебирая вещи доктора Великанова, Ренке не был особенно придирчив. Объяснялось это, разумеется, не добротой коменданта, а весьма простым обстоятельством. Доктор, как мы знаем, был мал ростом, и сшитые на него вещи для Ренке не годились. Однако, когда дело дошло до шубы, обер-лейтенант крайне внимательно осмотрел ее. Изрядно поредевший хорьковый мех выглядел не очень соблазнительно, зато бобровый воротник был все еще очень хорош. Опытный взгляд Ренке сразу же отнес его к числу приятных неожиданностей.
Когда безжалостный нож Дрихеля вонзился в черный драп докторской шубы, с Ульяной Ивановной случилось нечто похожее на обморок. Она ахнула, покачнулась, и доктору Великанову пришлось очень строго на нее взглянуть.
Но, когда Ренке добрался до аптеки, очередь переживать и волноваться наступила для доктора. Комендант распорядился свалить все в одну кучу. Его внимание привлекли только бутылки с бесцветными жидкостями, и здесь он проявил сверхъестественную проницательность, сразу остановив взгляд на одной достаточно емкой посудине.
– Понюхайте! – приказал он ефрейтору Дрихелю.
Тот не без страха согнулся над бутылью, готовый в любую минуту отпрянуть назад. Однако, потянув своим длинным носом, он не только успокоился, но и, видимо, почувствовал желание продолжать исследовательскую деятельность.
– Ну, – поторопил его Ренке.
– Осмелюсь доложить – ректификат.
– Спирт? Гм… Поставьте это на стол. Разрешаю вам, ефрейтор Дрихель, взять один стакан для производства анализа.
Третья по счету приятная неожиданность раздразнила аппетит коменданта. Он счел необходимым усилить строгость обыска.
– Должен сказать вам, ефрейтор Дрихель, – сказал он, – что вы сделали большое упущение, не обыскав карманы плаща, одетого на этом субъекте, – там может быть оружие.
Здесь последовала неожиданность, больше всех поразившая доктора Великанова и даже лишившая его на время способности что-либо понимать. Еще минуту назад он был готов поклясться чем угодно, что карманы его плата пусты. Но они не были пусты… Мало того, их содержимое было столь неожиданно для доктора, что он был вынужден снять и протереть очки. Извлеки ефрейтор Дрихель из его карманов живую змею или мешок с бриллиантами, доктор не был бы поражен так, как поразило его появление на свет колоды порядком засаленных карт и не менее засаленной книги издания 1807 года, с длинным и витиеватым заглавием: «Новейший Брюссов планетник или предсказатель судьбы с присовокуплением сферы небесной со знаками зодиака».
Пока доктор Великанов последовательно проходил все стадии удивления и собирался с мыслями, Ренке с помощью переводчицы успел понять смысл сделанной находки и сразу пришел в веселое настроение.
– О, эти русские! – воскликнул он. – Этот старый человек, называющий себя врачом, совмещает
Мало-помалу доктор не только успел придти в себя, но и вспомнить, что утром Ульяна Ивановна надевала его плащ. Он метнул в ее сторону такой выразительный взгляд, какого она еще не видывала. О, как много может выражать человеческий взгляд! Ульяна Ивановна прочитала в блеске докторских очков бешенство, презрение и – что было ужаснее всего – бесконечную душевную боль глубоко опозоренного человека. И, прочитав это, Ульяна Ивановна стала словно меньше ростом и потупилась. Она была виновата и виновата непоправимо. В решающий момент доктор Великанов – сам доктор Великанов – предстал перед миром в жалком и смешном виде!
– Гадатель! – повторил комендант. – Это замечательно… Мне известно, что большевики предосудительно относятся к подобной деятельности, и я не ошибусь, предположив, что данный субъект не может быть ни большевиком, ни партизаном.
Обер-лейтенант самодовольно оглянулся на переводчицу и ефрейтора Дрихеля. Ему показалось, что он сказал нечто страшно умное, имеющее большое значение.
– Что вы думаете по этому поводу, ефрейтор Дрихель?
– Полагаю точно так же, как полагает господин обер-лейтенант.
– Но, тысяча чертей, я хотел бы знать – каким образом этот человек оказался неподалеку от запретной зоны?
К счастью, ни комендант, ни ефрейтор не заметили, что доктор Великанов ответил на вопрос, не дожидаясь услуг переводчицы.
– Конечно, я никогда не попал бы к вам в руки, – прочувствованно сказал он. – Причина этого – гнуснейшее предательство Мазепы…
Неизвестно, какой эпитет обрушил бы доктор Великанов на голову хитрого животного, если бы его не перебила переводчица, насильно мобилизованная немцами старая учительница.
– Предательство Мазепы? – удивленно воскликнула она.
– Конечно! Этот скот дважды нас предавал.
Переводчице не оставалось ничего, как добросовестно перевести услышанное.
– Это же сумасшедший! – воскликнул Ренке, повернувшись к Дрихелю. – Он вспомнил Мазепу – этого величайшего украинского деятеля, помогавшего немецкому королю, кажется, Фридриху Великому, одержать блистательную победу над русскими… Итак, мне предстоит решить, что сделать с этим полусумасшедшим, полугадателем.
Обер-лейтенант погрузился в глубокое размышление.
«Любопытно, что выдумает этот идиот?» – думал доктор Великанов.
Это было действительно весьма любопытно, ибо ход мыслей господина Ренке, несмотря на свою примитивность, был весьма своеобразен. Сытость переполняла его не то чтобы благодушием, но просто тяжеловесным физическим довольством. Перед ним на столе лежали часы и добротный воротник, вид которого также способствовал его умиротворению. Наконец, высказанное в присутствии подчиненных и переводчицы весьма глубокомысленное суждение о том, что гадатель не может быть ни большевиком, ни партизаном, обязывало обер-лейтенанта Ренке к некоторой последовательности.