Доктор Великанов размышляет и действует
Шрифт:
– Чудак-человек, тебе же лежать надо, – вразумительно сказал доктор, позволявший себе говорить «ты» всем пациентам, не достигшим, по его мнению, зрелого возраста.
– Нет уж, – за перевязку спасибо, а я пойду.
– Большой, а глупый, – уговаривал его доктор. – Тебе говорят – ложись…
– Лежи сам, если хочешь, а я не могу. У нас на наблюдательном пункте аппарат разбило, и через это дело батарея молчит, и мне новый доставить препоручили.
Объяснив это, связист не очень уверенной, но торопливой походкой отправился
– Как фамилия? – крикнул ему вдогонку заинтересованный доктор.
Этот невинный вопрос раненый истолковал как угрозу и, ускорив шаг, ответил:
– Фамилия у меня трудная – Догони-ветра-в-поле. Запиши, а то забудешь, помощник смерти.
Кто опишет негодование Ульяны Ивановны? Она уже совсем было кинулась вдогонку за уходившим связистом, но доктор весело остановил ее:
– Не волнуйтесь, дорогая Ульяна Ивановна, – все в полном порядке. Во-первых, мы лица гражданские и задерживать военнослужащего, хотя бы раненого, не имеем права, а во-вторых, я хочу напомнить вам наш разговор о героях. Этот парень если и не совсем еще герой, то кандидат в герои.
Доктор Великанов сказал это серьезно, и Ульяна Ивановна была поражена так, что на некоторое время лишилась дара речи.
– Он?… Он-то герой? – наконец вымолвила она. – Никакой он не герой, а брехун желторотый, оскорбитель.
Доктор Великанов был невозмутим.
– Вы делаете очень поспешные заключения. Не спорю, он мог бы вежливее отклонить мой совет и иначе отблагодарить нас за помощь. Я вовсе не в восторге от его поведения, но это мелочь по сравнению с тем большим и нужным, что он делает. Тяжелая рана не могла помешать ему выполнить боевой приказ. И то, что он при таких обстоятельствах не теряет сознания долга и даже чувства юмора, мне очень нравится.
Ульяна Ивановна не ответила ничего, но ее высоко поднятая голова и сжатые губы свидетельствовали, что доктор нисколько ее не убедил.
К вечеру того же дня, располагаясь на стоянку в придорожных кустах, Ульяна Ивановна встретила старых знакомых. Неподалеку от телеги стояла ручная тележка, памятная сестре-хозяйке по первому дню эвакуации, та самая тележка, на которой лежал больной. Она не могла далеко уехать, потому что женщина – жена больного и мать девушки – захворала малярией. Она лежала в кустах, раскрасневшаяся, почти в бессознательном состоянии. Доктор Великанов снабдил ее хинином, но помочь ее мужу ничем не мог – у больного был рак печени. Приход доктора явился причиной тяжелого разговора между отцом и дочерью.
– Я уже говорил, – почти кричал больной, – что меня нужно оставить в городе. Ведь это же идиотство – везти заведомо умирающего человека, почти труп, бросив все самое необходимое! Они насильно положили меня на тележку и повезли. Я, доктор, культурный человек и не хочу закрывать глаза на правду – мне остается жить считанные дни, а им нужно жить. Почему они мучаются из-за меня? Зачем? Почему они не оставили меня там?
И он показал худой, желтой рукой в сторону дымной тучи, висевшей над горящим городом.
– Очевидно, они сделали это для того, чтобы последние дни провести вместе с вами, – мягко сказал доктор Великанов. – И вам не следует отравлять этих дней ни себе, ни им.
Эта реплика заставила расплакаться молчавшую до сих пор девушку.
– Знаете, доктор, что он делает? – рассказывала, плача, она. – Он есть не хочет… Не хочет есть, чтобы, как он говорит, скорее избавить нас от обузы… И это такая нелепость, чтобы мы оставили его в горящем городе!.. Мы с мамой лучше вместе с ним умрем.
– И глупо! – не унимался больной. – Вы должны жить. Я хочу, чтобы вы жили… А ты заставляешь меня есть последний кусок.
К великому ужасу Ульяны Ивановны оказалось, что семья, состоящая из двух больных и семнадцатилетней девушки, совсем не имела продовольствия. Собираясь из города, они почти ничего не взяли, а теперь девушка не могла отлучиться от отца и матери.
Дело кончилось тем, что, потрясенная чужим горем, Ульяна Ивановна расплакалась. Доктор Великанов был спокоен, хотя и серьезен.
– Я останусь пока здесь, – решил он, – а вы отвезите больных в районную больницу с моей запиской. Тележку нужно будет привязать сзади. Кроме того, их нужно сейчас же покормить.
Ульяна Ивановна вернулась только утром, уставшая, изнывшая сердцем.
– Бывает же такое горе! – говорила она, переживая происшествие. – И не думала никогда, что так может случиться…
– Да, конечно, горе, – сказал доктор. – Но вы ничего другого, кроме горя, здесь не видите?
– Чего же видеть? Надо бы хуже, да некуда.
– Значит, многого вы не рассмотрели. Вы видели только одно горе, поразившее эту семью, а на заметили самого главного – из какого прекрасного металла выкованы отец и дочь. Отец обречен на смерть, но дочь будет жить, и это меня радует. Героизм, во всяком случае, здесь присутствует.
И на этот раз Ульяна Ивановна хотя губ не сжимала, но осталась при прежнем своем мнении. А следующий случай еще яснее показал, как несогласно глядели на героизм доктор и сестра-хозяйка.
Ульяна Ивановна привела к доктору женщину с больным ребенком. Осмотрев его, доктор спросил, когда заболела девочка.
– Кто ж его знает, когда, – ответила женщина.
Ответ рассердил доктора Великанова.
– Мать, а не знаешь, когда ребенок жаловаться начал! Плохая же ты мать!
Но гневный упрек попал не по адресу.
– Да я, товарищ доктор, вовсе не мать ей. Дело-то так было: иду из города уже вечером и вижу – около дома женщина убитая и рядом дите ползает. Я вещи, какие, несла, повыкидала, а его взяла и несу вот. А больная она с самого начала была…
– Это дело иное, – смягчился доктор. – Что же ты дальше с ней делать будешь?