Доктор Великанов размышляет и действует
Шрифт:
Сорвав с плеч косынку, Ульяна Ивановна вытерла покрывшийся холодным потом лоб и бессильно прислонилась к дереву. Отчаяние ее было так велико, что она почти совсем не испугалась, когда сзади нее зашумели ореховые заросли.
«Будь что будет», – сказала она себе и повернулась лицом к новой опасности.
Каково же было ее изумление, когда она увидела того самого лесного великана, с которым встретилась во время памятной для нее экспедиции за разбросанными по лесу вещами. На этот раз Ульяна Ивановна заметила на его лице подобие улыбки.
– Дура ты, дура! – прогудел великан, с непостижимой
Ошибиться было нельзя – в голосе незнакомца звучало явное сочувствие, и это заставило сестру-хозяйку всхлипнуть и по-детски сказать:
– Выручи, дедушка…
Некоторое время незнакомец молчал, оценивая обстановку. Потом, сдвинув на затылок кепку, проговорил:
– Экая нетерпеливая, угораздило же тебя!.. «Выручи, выручи», а как?… И разве в одной тебе толк? Теперь все село выручать надобно…
– Ты партизан, дедушка? – с надеждой спросила Ульяна Ивановна.
– Может, партизан, может, медведь, а может, сам леший – это уж полагай, как хочешь, – не очень ласково проговорил незнакомец. – Лясы мне с тобой точить некогда, наделала ты мне теперь делов до полуночи… Придется на себя принимать.
Что означала последняя фраза, Ульяна Ивановна не поняла, но почувствовала большое облегчение.
– Может, тебе помочь требуется? – осведомилась она.
– Помощи мне не требуется, твое дело сделано, оботри лопату да задами домой иди… Саньке, коли он там, скажешь, чтобы чертометом к Горелому кордону летел… Запомнила? И чтобы язык за зубами…
Проводив глазами Ульяну Ивановну, незнакомец деловито приступил к уборке остатков рьяного служителя комендатуры.
Едва ли нужно говорить о том, как глубоко был взволнован доктор Великанов, когда, вернувшись домой, он обнаружил исчезновение Ульяны Ивановны. Вести, которые принес отправившийся на разведку Василий Степанович, расстроили его еще больше. Тем сильнее была его радость, когда Ульяна Ивановна, бледная, изможденная, но живая и здоровая, перешагнула порог дома.
– Ульяна Ивановна, рассказывайте скорее, что с вами случилось? – потребовал он.
– Ничего не случилось, Арсений Васильевич, – почти прошептала она, косясь на Василия Степановича.
– Ульяна Ивановна! – очень серьезно сказал доктор Великанов, – я прекрасно вижу, что с вами случилось что-то серьезное… Кто вас обидел?
При этом вопросе голос доктора гневно дрогнул, а пальцы грозно забарабанили по столу.
– Этот… лысый из комендатуры обидел, – пожаловалась Ульяна Ивановна.
– Что он сделал? – прерывающимся голосом спросил доктор, приподнимаясь из-за стола. – Рассказывайте все! Имейте в виду, что Василий Степанович наш друг и при нем можно быть откровенной.
И здесь Ульяна Ивановна заплакала, а поплакав, весьма обстоятельно рассказала все.
– Ударила я его и думаю: что же теперь будет?… Я-то еще ничего – сама знала, на что шла, а вы-то, вы-то, Арсений Васильевич?!
– Обо мне вы напрасно думали, Ульяна Ивановна, – решительно сказал доктор. – Я всецело разделяю ваши мысли и готов вместе с вами отвечать за ваш поступок. Я готов взять его на себя!
Но Василий Степанович воспринял рассказ Ульяны Ивановны менее восторженно. Он был явно встревожен.
– Конечно, так-то оно так, но только отвечать-то вовсе незачем. Дрихель-то там еще лежит, Ульяна Ивановна? – спросил он, поднимаясь и берясь за кепку.
– Нету его.
– Куда же он делся?
– Да так уж получилось – нету его…
Внушительный и суровый совет незнакомца «держать язык за зубами» не располагал сестру-хозяйку к словоохотливости.
– Ульяна Ивановна, – сказал доктор Великанов, – будет лучше, если вы расскажете все. Положение очень серьезное.
Последующий рассказ Ульяны Ивановны о появлении великана, не лишенный в ее изложении некоей романтической таинственности, мало-помалу начал успокаивать Василия Степановича. Когда же дело дошло до приказания послать Саньку на Горелый кордон, он улыбнулся и сказал:
– Похоже, все в порядке, ежели так.
– А кто он такой – я так и не знаю, – закончила повествование Ульяна Ивановна.
– И знать особенно не надо, – ответил Василий Степанович. – А точно, есть один такой – описание полное. Да его ни с кем и не спутаешь… Плохо только, что я Саньку услал, придется, видно, самому идти, дело такое, что смекать надо.
После ухода плотника, доктор Великанов прокомментировал события дня.
– Ваш поступок, Ульяна Ивановна, решителен и прекрасен, ибо достоинство советского человека – превыше всего! Что же касается смерти Дрихеля, то это вовсе не случайность. Он должен был погибнуть, и то, что случилось с ним, совершенно закономерно.
…Но перенесемся в стены комендатуры.
Комендант Ренке довольно быстро заметил исчезновение Отто Дрихеля, но вначале отнесся к этому спокойно.
– Эта пьяная свинья где-нибудь спит, – решил он. Только на следующий день, когда пропажа писаря превратилась в реальную неожиданную неприятность, Ренке начал принимать меры, вызвав гестаповцев и с десяток полицаев.
В результате его стараний расследование таинственного исчезновения писаря было поручено «Злой Грете» – знаменитой овчарке, натренированной на поиски партизан. Очевидно, руководясь запахом алкоголя, она довольно быстро определила последний путь ефрейтора и привела преследователей к месту его бесславной гибели. Но здесь на Грету напали сомнения: перед нею был не один след, а несколько – запахи множества женских ног вели к селу, но другой, более сильный запах яловых сапог, густо пропитанных дегтем, вел в лес. Добросовестно изучившая свое собачье дело, Злая Грета колебалась недолго. Немного покружив, она решительно двинулась в глубину леса. За ней последовал отряд гестаповцев и полицаев.
Путь этого отряда был долог и труден. Он закончился в глухой лесной трущобе, на расстоянии вполне безопасном для Больших Полян. В комендатуре не было даже слышно перестрелки.
Доктор Великанов и Василий Степанович узнали об этом происшествии гораздо раньше обер-лейтенанта Ренке от прибежавшего из отряда Саньки-Телефона. Наскоро выложив животрепещущие новости, он увлек доктора в самый укромный уголок – за печку. Что именно они там делали – неизвестно, потому что разговор велся очень долго и доктор прилежно что-то писал, вручив написанное Саньке.