Документ В поисках Либереи
Шрифт:
Возле доходного дома с серыми стенами и облупленными колоннами парадного входа, который по случаю революции был закрыт, Елизавета отпустила извозчика и прошла через арку в колодец двора, где в одном из подъездов, находилась нужная квартира. Поднявшись на второй этаж она постучала в белую опрятную дверь с табличкой: «Доктор Бортич Э. И.». Дверь открылась и на пороге появился человек лет пятидесяти с чёрной, как смоль шелковистой бородкой и такими же ухоженными, загнутыми кверху, словно вызов общественному мнению, усами.
– Чему обязан? – спросил обладатель замечательных усов и бороды, внимательно и оценивающе разглядывая Елизавету.
– Я от Камиллы..– произнесла
– Ах да, Камила…– произнёс тот и крикнул кому-то в комнаты – Ирен, это к тебе!
Бородач ушёл и его место заняла девица в зелёном халате с жёлтыми птицами и домашних туфлях с каблуком. Девица, оценивающе оглядела Лизу, приветливо улыбнулась и сказала:
– Проходите пожалуйста, Камила телеграфировала мне. Вы – Лиза. Ведь правда?
Елизавета кивнула, осторожно вошла и протянула перевязанную шпагатом посылку. Поглядев в карие глаза Ирен, на всякий случай спросила:
– А вы Ирен?
– Да, – сказала девица, принимая свёрток.– Скажите, как там Камила? Она сообщила в телеграмме толь о том, что вы прибудете сегодня. Остальное, я надеюсь, вы расскажете мне за чаем. – Ирен проводила Лизу в столовую. Из комнаты, где находился кабинет хозяина таблички: «Бортич Э. И.», выглянул обладатель шикарных усов, но увидев сидящих девиц, скрылся обратно.
– Это мой отец, Эммануил Илларионович. – прокомментировала это мимолётное видение Ирен. – Он практикует на дому. Так, что Камилла?…
Елизавета рассказала, что с Камиллой познакомилась на собрании госпожи Панкхерст, которая, с подачи своего мужа, английского журналиста, подняла большую волну в Париже против дискриминации женщин. Сидя в столовой за чаем, Лиза поведала Ирен о деятельности Камиллы в общеевропейском движении суфражисток, стараясь вспомнить всё до мельчайших деталей. Получило достаточно ёмко и пафосно. В свою очередь Ирен поведала Лизе о том, что происходит в Петрограде. О том, с каким энтузиазмом и надеждой была встречена Февральская революция, какие высокие идеалы и задачи выступили на повестку дня…
– Сейчас, как никогда, женщины должны стать плечо к плечу рядом с мужчинами,… Грядут новые времена, новые отношения…
Они выпили по третьей чашке чая и Елизавета собралась уходить.
– А вы приходите к нам на кружок. – сказала на прощание Ирен, – Мы собираемся каждую среду и пятницу. Говорим, спорим, поём… Это недалёко отсюда, на Лиговке, дом 45, в квартире госпожи Алльпенбаум.
– Хорошо, я приду, – пообещала Лиза.
Через два дня, в среду Елизавета за завтраком спросила у отца, что он думает об недавнем отречении царя и создании Временного правительства, о том, что будет дальше… Будут ли в новом правительстве представлены женщины? Говорят, что будут! Удивительное время! Что ты об этом думаешь?
Услышав это, Яков Фёдорович уронил вилку и внимательно, как-то с опаской и сожалением, посмотрел на дочь.
– Я думаю Фабрику придётся закрыть. – сказал он с сожалением и сарказмом. —Сеялки, похоже, нескоро понадобятся. В армии бардак, по улицам разгуливает сброд – анархисты, дезертиры, матросня! Львов несёт какую-то либеральную чепуху! Стыдно и страшно! – старший Калашников схватил вилку и стал раздражённо тыкать ею в оливку. Не достигнув желаемого он, в сердцах, бросил вилку на скатерть.
– Мне, видимо, придётся смириться с этим. Иначе всё пойдёт прахом.
Схватив газету, он направился в кабинет так и не доев свой завтрак, но по пути туда остановился и попросил Дашу принести ему кофе. В тот день Елизавета больше не видела отца. После завтрака
Выйдя на Университетскую набережную, Лиза повернула налево и пошла в сторону Кунсткамеры, возвышавшейся возле дворцового моста. Навстречу ей по проезжей части бежала толпа горожан выкрикивая проклятия и угрозы Временному правительству. Они бежали к казармам резервного лейб-гвардии Финляндского полка, который не признал нового правительства. Находившийся на 45 линии Васильевского острова резерв был вновь создан взамен сражавшемуся на Рижском фронте основному полку. Офицеры, не подчинившиеся приказу, выдвинулись в район Кронштадта для блокировки Кронштадского совета, объявившего себя единственной властью в городе. Толпа схлынула в направлении Горного института и прохожие, застигнутые её потоком, отлепившись от стен, продолжили свой путь. Елизавета прошла до Дворцового моста и остановилась. Она смотрела на Английскую набережную, где сиял в солнечном свете шпиль Адмиралтейства, на Исакий и маленькую фигурку «Медного всадника» и в душе появилось чувство благодарности горожанам, прославившим этот город и ставших его судьбой. Она смотрела на легендарные камни, каждый из которых имел своё великое имя, и ей очень хотелось, чтобы и её камень тоже был здесь.
Ближе к вечеру, сказав Дарье чтобы к ужину её не ждали, Елизавета отправилась на Лиговку. В квартире Элеоноры Алльпенбаум собралось порядка пятнадцати женщин разного возраста и социальных слоёв общества. Ирен представила Елизавету как подругу Камиллы, только что прибывшую из Парижа и этого было достаточно. Вокруг она увидела приветливые улыбки и звуки одобрения. Заинтересованные взгляды пробежали по её фигуре, облачённой в парижскую обёртку. Подали чай и какие-то сушки, – угощение не весть какое, но для разговора – в самый раз. Элен пригласила всех участников к столу, и когда члены кружка расселись, объявила:
– Сегодня мы будем обсуждать последний выпуск «Журнала для женщин». Надеюсь все читали?
За столом оживились. В глазах эмансипированных дам зажёгся огонёк фанатизма. Элен продолжала:
– Недавно произошло событие, важность которого трудно переоценить. Я имею в виду Всероссийский Съезд женщин. Наконец, случилось то, к чему стремились все прогрессивные женщины мира – Мы объединились! Ура товарищи! – экзальтированные слова Элен потонули в овациях и выкриках: «Ура!».
Подождав пока восторг собравшихся поутих, Элен сказала: