Документ В поисках Либереи
Шрифт:
На улице, сквозь открытые окна датчанин услышал крики и ругань извозчиков. Ольсен скинул ноги в рыжих сапогах со спинки кровати и пружинисто прошёлся по комнате к окну. Внизу каким-то непостижимым образом сцепились две пролётки, которые, толи не смогли разъехаться, толи не захотели уступать друг другу дорогу. По этому поводу на мостовой разгорелась нешуточная склока между водителями кобыл, куда следом включились и пассажиры экипажей. Обложив друг друга набором ругательств, извозчики успокоились и занялись сцепившимися колёсами. Сидевшие в экипажах продолжали ругаться и нетерпеливо подгоняли их, давали бесполезные советы по устранению аварии. «Идиоты!» – прокомментировал увиденное Ульрих и отошёл от окна. Часы в комнате показывали половину третьего. Датчанин одел свою кожаную куртку и вышел из номера.
На Петроградском почтамте, как всегда, было многолюдно. В окошке, где среди прочих, значилась буква «О», Ольсен назвал своё имя и через минуту получил запечатанную телеграмму с пометкой «срочно». Отойдя к конторке Ульрих надорвал бумагу и, развернув послание, переписал содержимое телеграммы в особую страницу блокнота. Получилось следующее: «Викингу. Родственник ждёт посылку с 19 до 20. В ресторане «Астории». 02.09.1917. Трофим Васильев, матрос крейсера «Громобой», находится в Петропавловской крепости. Сделать всё, чтобы добыть документ. После выполнения задания получите окончательный расчёт». Датчанин скомкал телеграмму и сунул её в карман: он всегда сжигал документы содержащие секретные сведения и собирался сделать это по прибытии в гостиницу. Ситуация с последними хранителями документа прояснилась и Ольсен решил вплотную заняться этим Васильевым.
С утра он занял пост напротив входа в Петропавловскую крепость. Не привлекая внимания, ему достаточно быстро удалось выяснить, кто из двадцати моряков «Громобоя» является Трофимом Васильевым. На второй день он увидел его у ворот крепости. Отправившись вслед за ним, Ольсен оказался на Английской набережной возле памятника Петру. Там матрос свернул к «Исаакию» и зашёл внутрь собора. Датчанин потоптался возле входа, и собравшись войти следом, чуть не столкнулся с выбежавшим обратно Трофимом. Ольстер быстро закрыл лицо крестным знаменем и, застыв в поклоне, краем глаза проводил сбегающего вниз матроса. Тот споткнулся о последнюю ступеньку, выругался, и поправив бескозырку, направился на Мойку. Датчанин последовал за Васильевым до Юсуповского дворца, где Трофим нырнул в подвал с говорящим названием: «Под столом». Здесь его ждал вновь обретённый родственник Дормидонт. Под сводчатым потолком, среди дыма и чада едва светились засиженные мухами лампы, под конусами абажуров. За грязными столами, среди остатков воблы и окурков сидел народ, разгоряченный выпивкой. Датчанин, войдя следом за матросом, задохнулся от дыма и вони висевших в подвале. Он уже хотел было ретироваться, но, увидев человека, которого должен был убить в поезде «Париж-Петроград», остался. Воспользовавшись бурным проявление взаимной радости, он прошмыгнул мимо друзей и сел рядом, так чтобы не привлекать внимание к своей особе. Он заказал воблы, кружку пива и стал ждать. «Родственники» о чём-то тихо переговаривались, и по обрывкам фраз, Ольсен понял, что обсуждались перспективы развития анархизма в России. Через пол часа, поняв, что ничего нового о будущем партии анархистов не услышит, он, так и не притронувшись к заказу, покинул заведение и вышел к Мойке, где по воде курсировали лодки гружёные товарами. Ольсен некоторое время смотрел на набережную чем-то напоминавшую ему Копенгаген, затем отошёл от парапета и оглянулся на подвальчик. «А что, – мелькнуло у него в голове. – «Вполне удобный случай убрать Кожемяку». План, поправить ошибку и возможность закрыть гештальт показался удачным и датчанин, любивший внезапность, решил дождаться, когда любители выпить загрузятся под завязку и действовать по обстоятельствам.
К вечеру уставшая парочка появилась в дверях кабака. Шатаясь они поднялись по ступеням на улицу и спотыкаясь побрели по набережной.
– Ты не представляешь, как помог мне, – пьяно выговаривал слова, Трофим, обнимая Александра-Дормидонта. – Я сегодня остался совсем один-одинёшенек, едрён дон. Отец от меня отказался, брат-уголовник презирает… Сабака! Только ты меня понимаешь. Ты меня понимаешь? Скажи… Едрён дон.
– Я тебя понимаю едрён дон – согласился Кожемяка. То, что поведал ему пьяный Трофим, хватило чтобы понять, что они с Ришаром шли по ложному следу. Ни один из братьев не участвовал в налёте на квартиру Калашниковых. Яков Фёдорович видел кого-то другого, очень похожего на них…
Хоть Александр был пьян, он пытался докопаться до истины, в голове его возникали закономерные вопросы: – «Кто этот таинственный визитёр? Кто убийца? Возможно шлейф от него тянется до Парижа в отель «Виктория». Ведь так просто объяснимы два события, когда они связанные одним мотивом – рукописью, за которой началась охота… И охотник этот где-то рядом».
Александр невольно оглянулся – на набережной быстро темнело. Народ идущий по своим делам не вызывал особой тревоги. «И всё же он здесь» – подумал «родственник» Васильева стараясь поставить Трофима прямо.– «Он рядом, как в поезде.. Как там, на лестнице…». Александр прислонил матроса к парапету набережной и того вырвало в канал.
– Сейчас тебе полегчает, брат. – сказал Александр. Его тоже мутило, но он держался. Очистив желудок Васильев действительно посветлел лицом и взгляд его стал осмысленнее. Он начал икать.
– Мне пора – вспомнил Трофим о том, что мичман отпустил его до десяти вечера.
– Я провожу – сказал Александр и взял его под руку.
– Нет, я сам, едрён дон,– воспротивился Трофим и двинулся достаточно твёрдой походкой по набережной. Александр поплёлся следом тоже постепенно приходя в себя. Было свежо: наступала осень. На Гороховой они повернули к Адмиралтейству и вышли к дворцовому мосту. Здесь они долго стояли и обнимались, будто прощались на век. Трофим поспешил в крепость, а Александр отправился в гостиницу, на Сенную площадь.
Когда «родственники» расстались, датчанин посмотрел вслед уходящему матросу, и развернувшись, пошёл вслед за Александром.
***
Кожемяка нашёл Ришара в кровати читающим книгу. Увидев Александра, Ален скорчил недовольную гримасу, отложил книгу и спросил:
– Ты где пропадал? По твоему виду можно предположить, что какие-то новости всё же есть.
– Да, пожалуй есть. – согласился Александр. Он сел за стол, налил стакан воды и жадно выпил.
– Ну давай, давай…. Не тяни резину…– поторопил его Ришар и приподнявшись, сел на кровати.
Молодой Кожемяка рассказал подельнику о встрече с Васильевым и поделился своими опасениями. По всему выходило, что они столкнулись с врагом сильным и хитрым, и возможно, с тем самым таинственным, похожим на альбиноса убийцей, которого Александр видел мельком убегающим через чёрный ход.
– Пожалуй ты прав. – согласился Ален – Убийцу мы притащили из Парижа и он прекрасно осведомлён зачем мы здесь. Кто-то очень любознательный, узнав о наших поисках, решил переиграть нас. Но если Васильевы не убийцы – значит будущие жертвы! Как же узнать, где рукопись?
Кожемяка отрицательно покачал головой:
– Разговор на эту тему, я думаю, насторожил бы Васильева. Это всё равно, что спросить у банкира код хранилища.
Ришар пояснил, что вопрос был риторическим. И так ясно – узнать о судьбе рукописи – не простая задача. Но узнать надо.
– Ладно, отбой. – сказал в заключение Ришар. – Завтра будет день. Завтра будут дела.
Вскоре оба уснули. Александру снилось болото. Он с трудом пробивал себе путь сквозь ряску и мох, плавающий на поверхности в зловонной жиже. Ноги по колено уходили в тину, он с надеждой смотрел на край земли маячивший в десяти метрах впереди и мечтал о чистой полосе воды, по которой можно было легко и быстро добраться туда вплавь. Пройдя несколько шагов, он почувствовал, как тяжёлая грязь под ногами превратилась в пустоту, заставив его окунуться в мерзкую жижу с головой. Он рванулся вверх, и захлёбываясь закричал: – « Воды.. ради бога чистой воды!»
Александр в ужасе открыл глаза. Ришар тихо сопел на соседней кровати. Очень хотелось пить. Он тихо встал с койки и отправился в ванную комнату, где открыв кран, умылся и выпил несколько пригоршней холодной воды, немного пригасившей очаг страха и острую боль в груди, вызванную ночным кошмаром. Закончив процедуру омовения, Александр, вытерся серым полотенцем, повернулся с тем, чтобы выйти из ванной комнаты и увидел перед собой лицо, которое вполне можно было спутать с лицом Васильева. Только оно было лицом убийцы.