Долбаные города
Шрифт:
— По-моему отстой, — ответила Лия. — Кучка помешанных на своем члене мужиков возвела здания повыше. Тоже мне новость.
— Мне нравится твоя бескомпромиссная честность, — сказал я.
Мы попали в лабиринт прекраснейших зданий, снег укутал газоны, и оставались только тоненькие, чистые дорожки. В брошюрках-то, небось, тут все зелено, и симпатичные студентки с одинаковыми прическами (конский хвост, конечно) сидят с книжками. Зимой же и во время утреннего запустения университет был похож на скелет огромного доисторического зверя, к тому же (раздробленного!) мучительно умершего. Тут желание Рафаэля быть нашим гидом вполне пригодилось, я понятия
— Она, блин, должна быть рядом! Это же долбаный шедевр! Какого черта они его прячут?!
— Успокойся, Макси, мы просто зашли не с той стороны, — сказал Рафаэль.
— Давай, от твоих навыков навигации зависит жизнь Леви!
— Тогда почему бы тебе самому нас не вести?
— Мы в этом не сильны. Один парень сорок лет водил свою компанию по пустыне. Моисей звали, слышал о таком?
Саул сказал:
— О, у меня в приюте был знакомый, которого так звали. Он ужасно не любил картошку.
— Что?
— Я тоже не люблю картошку.
— Саул, диалог становится бессмысленным.
— Я вообще ем только мясо, молочные продукты и яйца. Потому что я слишком люблю растения. Я — карнирианец.
Я даже замолчал и признал тем самым победу Саула в этом мире абсурда. Я думал о том, что это все-таки иронично. Если кнопки и рычаги, позволяющие совершать массовые убийства, нажимаются теперь в хорошо оборудованных кабинетах, где непременно присутствует квалифицированный психолог и годная кофе-машина, почему бы не детонировать социальные бомбы в таком комфортном и красивом месте. Отличный выбор, культисты стремного бога, вот это вкус!
Жаль, что они вряд ли оставляют точные ориентировки в путеводителе.
В какой-то момент мемориальная библиотека Стерлинга замаячила перед нами, я был в восторге не столько от ее вида, хотя она безусловно впечатляла, сколько от обещания скорой встречи с Леви. Огромное, серое здание с готической аркой, в которой были витражные окна, впечатляло всем, даже флюгером на крыше. Аналогии с собором, как непременно написали бы в путеводителе, были не случайны, мемориальная библиотека Стерлинга — настоящий храм знаний. Тут мы, конечно, все и разом потеряли терпение, взбежали по ступенькам, устремившись к двери. Вот будет отстойно, если она закрыта.
Часть меня, впрочем, была абсолютно уверена в том, что мы идем по верному пути, потому что он хочет нас видеть. Эта мысль вызывала животный, какой-то даже не до конца вербализированный ужас, и я старался заткнуть ее поглубже, в те уголки моего сознания, которые мой терапевт называет "ночными". Мысли, которые мы не думаем, страхи, которых не озвучиваем, мечты, для которых мы слишком слабы, весь этот мусор.
Короче говоря, если раскручивать эту мысль до конца, получалось, что мы спускаемся к зверю в пасть. Но оставить Леви я тоже не мог. Это чувство было вполне терпимым на первой ступеньке, но к последней уже разрывало меня изнутри. Я развернулся к друзьям (именно так я думал о них в тот момент, казалось, мне открывались все новые значения этого слова, как фракталы Вселенной студенту под ЛСД) и сказал:
— Давайте разделимся!
— Тебя фильмы ужасов вообще ничему не учат? — спросила Вирсавия.
— Нет, мы разделимся, но лезть никуда не будем. Если кто-то увидит что-то подозрительное, просто созвонимся или спишемся. Мы теряем время, ребятки. Время, которое может быть очень важным для Леви. Если мы не хотим, чтобы он стал новым Джорджем Бушем младшим или, не дай то Бог, Рональдом Рэйганом, нам нужно спешить. А хуже всего будет, если желтоглазый бог сожрет его за все, что мы ему сделали.
— Что мы ему сделали?
— Раздавленный глаз и всенародную славу. Нужно понимать, кстати говоря, что, разгуливая здесь все вместе, мы привлекаем внимание. Разделиться необходимо, иначе нас запалят, и мы никогда до него не доберемся, такова будет печальная судьба. Давайте так, каждый возьмет свое здание и проверит его. Кто увидит что-то подозрительное — сразу сигналит другим. Справитесь?
— Ты уверен? — спросил Эли.
— Так быстрее и логичнее.
— Ты же говорил, что он в библиотеке Стерлинга.
— Мне снился долбаный мертвый Калев. Ты правда считаешь, что я прав?
Саул сказал:
— Нормальная идея.
Мне показалось, что он подмигнул мне, но я стоял слишком далеко, а зрение у меня было так себе. Я поправил очки и сказал:
— Значит, будем на связи.
— Да, — сказала Вирсавия. — Так будет лучше, ты прав.
В том, что Рафаэль согласится, я не сомневался. Когда это он отказывался от возможности побыть в одиночестве?
Лия смотрела на меня дольше всех, а затем совершила свой неожиданный психопатический бросок, вцепилась в мой воротник и притянула к себе. Так случился мой первый жизни настоящий поцелуй. Она засунула свой долбаный язык мне в рот, и он оказался прохладным и приятным. От нее пахло жвачкой и сигаретами, как и от меня, и в этом плане поцелуй вышел почти инцестуальным, я едва не засмеялся, но не смог. Я почувствовал тяжесть в кармане и понял, что Лия все-все просекла. Может быть, она одна мне поверила и одна все поняла. И очень здорово, что она — психопатка.
Лия целовала меня дольше, чем нужно для дела, и я не хотел, чтобы она заканчивала, но все проходит.
— Странно, — сказала она. — Я думала, ты кончишь.
— Я прошел тест?
Она криво улыбнулась и толкнула меня в грудь.
— Нет. Но для первого раза неплохо.
— То же самое ты скажешь после того, как мы потрахаемся.
Лия спустилась вниз и послала мне воздушный поцелуй.
— Удачи, Шикарски.
Я помахал всем, в один глоток допил свой остывающий кофе, выбросил стаканчик в урну и понял, что теперь мне намного легче. Я остался с судьбой один на один. Что там говорил этот француз? Смиренного судьба ведет, строптивца — тащит.
Распахнув дверь, я сразу почувствовал неизживаемый даже из самых современных библиотек запах пыли. Внутри мемориальная библиотека Стерлинга напоминала собор еще больше, чем снаружи. Нервюрные своды, некое подобие нефов, галереи на втором этаже — иллюстрации того, что стало со средневековьем в эпоху модерна. Стойка библиотекаря располагалась там, где должно было быть алтарное пространство. Я подошел к ней, пистолет в кармане казался мне невероятно тяжелым. Это была вещь от которой так сильно хочется избавиться, и мучительнее всего оттого, что этого сделать нельзя. Ее не выбросишь, как фантик, она уже несет в себе проблемы, еще не будучи примененной ни разу. Пистолет только оказался в твоем кармане, а ты с ним уже связан. Пока эта штука была у меня, я не мог почувствовать себя свободным. Обычно мы не понимаем, насколько важна опция в любой момент избавиться от любой вещи в нашей обыденной жизни.