Долбаные города
Шрифт:
— Я надеюсь попасть туда незаметно, — сказал я. — Вызволить Леви и сбежать. Я — мирный человек. Не люблю насилие. Поэтому у меня в кармане такая толстая пачка денег.
— Она не толстая, — сказал Эли.
— Нормальная, — добавила Вирсавия.
— Для меня — толстая. И заткнитесь.
Лия подняла с земли камень и метнула его в сторону заснеженного поля. Белизна его была противоположна черноте неба, отличная приманка для какого-нибудь пейзажиста.
— Если придется, — сказала она. — Я готова убить человека.
— В прошлый раз ты сказала это
— Заткнись, Шикарски.
Я услышал шаги, снег скрипел под чьими-то ногами, и я испугался, что это Калев идет, хотя не должен идти. Но по дорожке прогулочным шагом следовал Саул.
— Я готов, — сказал он. — Полил его и удобрил. Я уверен, с ним все будет в порядке.
Примерно так же, как Саул любил свой цветок, я любил Леви. И я тоже страшно хотел, чтобы все с ним было в порядке. Что они могли сделать с ним? Кем они могли его сделать? Может, они сделают его генералом. Не сейчас, конечно, но он будет обречен служить своему стремному богу.
Над нами сияла круглая, инкрустированная в черное небо луна, ее свет делал Саула похожим на мертвеца. Он сказал:
— Взял у мамы шокер.
— Это моя мама, — сказал Рафаэль. — И мой шокер.
Я вдруг почувствовал себя таким идиотом, но успокоил себя простой, самодовольной мыслью о том, что мое оружие — слово.
— Нам не обязательно драться, — сказал я. — И даже не желательно, потому что у нас нет никаких преимуществ. Стелс-модус, чуваки. Кто-нибудь качал стелс в компьютерных играх?
Эли поднял руку. Саул сказал:
— Иногда честность — лучшая политика.
— Ты меня напрягаешь.
Мы начали замерзать, Вирсавия прыгала, непрерывно затягивала завязки капюшона и, когда автобус показался на горизонте, завопила:
— Охренеть, вот это круто!
Душа моя была с ней абсолютно, безропотно согласна. Длинный, темно-синий "Грейхаунд" остановился перед нами, и я ощутил дежа вю. Только реклама была совсем другая: на боку автобуса растянулось изображение пачки антигистаминного средства в руке счастливой женщины из-за плеча которой выглядывал облезший, явно только что обретший дом котенок. Надпись гласила: помоги себе — помоги другим. Я подумал, что все это иронично сразу по нескольким фронтам. И, наверное, хороший знак. Двери автобуса открылись, и в нашу сторону пахнуло теплом. Сейчас я бы запрыгнул в тачку долбаного Джеффри Дамера, настолько я продрог. И все же я заставил себя остановиться.
— Ребята, — сказал я. — Если у кого совершенно нет суицидальных тенденций, лучше закончить это путешествие сейчас. Я хочу, чтобы вы понимали: все это опасно. Вдруг кто-то здесь только притворялся мазохистом все это время?
Лия пнула меня под коленку.
— Ты!
— Мне больно!
— Эй, — крикнул водитель. — Детишки, вы садитесь или нет?
Лия прошла в салон автобуса.
— Кто-нибудь еще? — спросил я, потирая колено. — Я хочу, чтобы вы решили. Никогда не поздно повернуть назад. Я могу отправиться туда и сам. Потому что я истеричка и потому, что я не имею права подвергать опасности других. А еще потому что стелс это такая техника, которая...
— Тебе не доступна, — сказала Вирсавия. Они все прошли мимо меня, спокойно и решительно. Я подумал: это означает одно из двух. Мы повзрослели или же деградировали в бесстрашное состояние от семи до одиннадцати лет, когда живешь в кино с непременным хеппи-эндом.
Когда я проходил мимо, водитель спросил:
— Вы — те Ахет-Атоновские подростки?
— Ага, — сказал я. — Хотите автограф?
— Я для этого староват. Но дочка моя вас обожает. Особенно Лию и Рафаэля.
У него было абсолютно безволосое, потное лицо. Он был похож на младенчика, упустившего шанс вырасти, и сразу мне понравился. Я сказал:
— Ладно, Рафаэль и Лия ей что-нибудь подпишут. Эй, ребята, у вас есть бумажка?
— У меня есть книжка, — сказала Лия. Она запустила руку в рюкзачок, и я испугался, что вместо книжки она достанет пистолет. Но Лия вытащила труд великого модерниста Виана "Волшебная сказка для не вполне взрослых".
— Как ее зовут?
— Ширли.
— Необычное имя.
Лия и Рафаэль подписали книжку, и я передал ее водителю.
— Куда едете, детишки?
— В Элизиум, — ответил Эли.
— Хотим всестороннее рассмотреть возможность поступить в Йель.
— Да какие там возможности, — водитель поцокал языком и мягко пустил автобус в путь. Я занял место рядом с Эли, он уступил мне сидение у окна, как Леви где-то месяц назад, и почему-то от этого простого воспоминания стало больно.
Я взял телефон и принялся писать Сахарку, я спрашивал, что нам делать, как защититься, как вытащить Леви, как пробраться к культистам незаметно, и где в Йеле они, собственно, находятся. Сахарок последовательно оставлял все мои вопросы без ответа. Я даже не был уверен, что он прочитал два десятка моих сообщений.
— Никакой помощи от тебя, — сказал я. Эли положил руку мне на плечо.
— Все будет в порядке, — сказал он. — Мы разберемся.
Эли улыбнулся мне, и я понял, что он вправду так считает. Впервые за долгое время. Ему просто хотелось что-нибудь исправить. Я обернулся к Лие.
— Эй, серьезно, ты подарила девчонке свою книжку? Ты что натерла страницы сибирской язвой?
Лия вытащила один наушник.
— Не твое дело, Шикарски.
Она помолчала, но я ждал ответа. Наконец, Лия сказала:
— Если девчонке нравлюсь я, она должна быть жесть какой несчастной.
Лия отвернулась к окну, и я последовал ее примеру. Эли говорил:
— Мы посмотрим на план, подумаем, где он. Ничто не мешает нам посмотреть все, если мы будем достаточно незаметными. Главное, чтобы мы успели. Может, этот твой Сахарок еще ответит. На самом деле у нас очень простой план. Он сработает.
— Нам четырнадцать, — сказал я. — Все наши планы априори тупые.
— Даже слово "априори" — тупое.
Мы засмеялись, и я подумал, как отчетливо не хватает рядом Леви. Тоска была почти нестерпимой, в тот момент я знал, что сделаю все, что угодно, чтобы Леви был в порядке.