Долг чести

Хокинс Карен

— Вы знали с самого первого дня?

— Да.

— А притворялись, что ни о чем не догадываетесь.

— Я решил получить удовольствие от спектакля. Какая удача, что я вас подслушал. А не то ваш план удался бы.

Она посмотрела ему в глаза.

— Правда?

— Да.

Она сжала ладонями виски.

— Черт! Черт! Черт! Я… Япросто не знаю, что сказать. — Беспомощно уронив руки, она снова взглянула ему в лицо. — Рыжий не имел права играть в карты на дом. Ведь это не только его дом, но и мой.

— А вы, моя дорогая, не

имели права укладывать меня на ночлег в сырую продавленную постель. Впрочем, ничего страшного. Я спал в ней одну только ночь, сразу после приезда.

— А где же вы спали прошлой ночью?

Дугал улыбнулся:

— Напросился к Шелтону в пристройку. Нашли там раскладную кровать и пару одеял. Вышло очень неплохо.

Ее щеки порозовели, и она с нервным смешком опустилась на скамью.

— Подумать только — вы с самого начала все знали. Значит, мы трудились напрасно. Почему вы ничего мне не сказали?

Интересный вопрос. Дугал и сам на раз задавал его себе, и ответ получался неутешительный. Он ждал, что она во всем признается! Он нахмурился. Значит, ему небезразлично, лжет София или говорит правду?

Возможно, это вопрос чести.

Что ж, он выслушал-таки ее признание. Теперь можно и в путь. Чего еще ему дожидаться?

— Могу я надеяться, что вы простите мне ошибку и поживете здесь еще немного?

— Чтобы я потерял голову и проиграл дом?

Она храбро встретила его взгляд.

— Да. — Она подошла к нему, встала рядом, глядя на него снизу вверх, и тихо сказала: — Я бы поставила себя.

Дугал замер, не дыша. Теплый ветерок играл завитками ее волос, ласкал кожу, до него доносился слабый аромат ее духов. Не спеша он осмотрел ее лицо, глаза, полные сочные губы, нежную шею и ниже — роскошную округлость груди и бедер. Вспомнилось, как после первой игры он ее целовал, ласкал губами шею. Губы все еще хранили воспоминание об этом поцелуе.

Его бросило в жар. Дугал хотел эту женщину, как никакую другую. Именно по этой причине ему следует уехать. Он не имеет права любить. Слишком сильно он воспламеняется, когда она рядом. Слишком они похожи. Им обоим нравится испытывать себя, бросая вызов жизненным обстоятельствам.

Его кровь кипела, пришлось сжать кулаки, чтобы не коснуться Софии. Он мог бы прижать к себе ее покорное тело, но… Слишком опасно. Эта крошка могла разрушить все — покой в душе, самообладание, лишить его сил.

Дугал посмотрел на небо. Кое-где виднелись облачка — напоминание о вчерашней грозе. Тень от них ложилась на усыпанные росой кусты.

«Вот что получается, когда ты любишь. Так было, когда погиб Каллум, а ты думал, что сойдешь с ума от горя. Если ты позволишь себе полюбить вновь, это сделает тебя слабым».

До сих пор Дугал с содроганием вспоминал бурю, разразившуюся после гибели Каллума. Дождь, ураганный ветер, нескончаемые ливни. Чудом никто не погиб. Тогда он пронесся в бешеной скачке по взбухшим от воды полям, мимо вырванных с корнем деревьев, сорванных ветром крыш

и сожженных молниями домов. Дугал видел застывшие лица фермеров. Не веря своим глазам, смотрели они, как рушатся дома, рушатся их жизни. Он видел их ужас.

И он поклялся — никогда больше! Никогда и никого не впустит он в свое сердце. Не имеет права.

— Дугал?

Он закрыл глаза, не решаясь уступить ее ласковому, обольстительному голоску.

— Дугал, сыграем еще раз. Это все, о чем я прошу.

— Нет! — хрипло выкрикнул он. — Я не…

София привстала на цыпочки и обхватила Дугала за шею, а потом поцеловала, прижимаясь к нему всем телом.

Одно прикосновение ее губ — и он погиб. Обезумев от страсти, Дугал подхватил девушку на руки, прижав ее к себе как можно крепче. Тысячи тревожных мыслей разом пронеслись в его голове, но ни одну не мог он додумать до конца. Имело значение только то, как мягко прижимается к нему ее грудь. Как удобно округлые ягодицы легли ему в ладони. Как ее платье цеплялось за его костюм, когда он поднял ее еще выше. И жадные поцелуи без конца.

Софию никто еще так не целовал, и ей ужасно нравилось! Об этом слагали стихи поэты. Шептались девушки. Вот чего была лишена ее жизнь до сегодняшнего дня — страсти! Неукротимой, искренней страсти, наполнившей ее душу, наполнившей смыслом жизнь.

Она словно парила в небесах, подхваченная жаркими руками Дугала. Он оторвался от ее губ только затем, чтобы ласкать щеку до самого уха. София вздрогнула от восторга, когда он принялся покусывать мочку уха. Ее кожа трепетала.

Застонав, София сжала его в объятиях, словно молила — еще! Еще! Ее ноги вдруг оторвались от земли. Дугал отнес ее на скамью, где густые кусты надежно укрывали их от нескромных глаз. Усадил на колени и снова впился поцелуем в ее губы.

Она была словно в огне — жарком и чувственном. Гладкий шелк платья приятно холодил кожу, а шуршащее кружево щекотало грудь, когда пальцы мужчины принялись исследовать изгибы ее тела. Прохладный ветерок ласкал босые ступни — туфельки свалились в траву.

София обвила руками шею Дугала. Ей хотелось быть к нему как можно ближе…

Поцелуи Дугала горели на ее коже, прожигали насквозь. Она застонала. Ей было мало поцелуев. Тело дало раствориться в этом головокружительном ощущении, и ее жажда росла с каждой минутой.

София задрожала, когда его язык раздвинул ее губы. Какой у него ненасытный рот! Он дразнил ее языком, а руки блуждали по ее телу. По бедрам, талии и груди. Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала жар его ладоней. Вот он добрался до соска и стал дразнить его большим пальцем, пока сосок не отвердел. Она застонала — какая мучительная сладость! Ей хотелось слиться с Дуга-лом, быть к нему ближе, еще ближе…

— Милорд? — со стороны калитки послышался визгливый голос Шелтона. — Вы тут?

София открыла глаза, но Дугал продолжал ее ласкать. Скрип калитки. Неуверенные шаги по мощеной дорожке сада.