Долг чести
Шрифт:
— Рыжий…
От ее голоса веяло жаром неутоленной тоски и родниковой прохладой.
Он знал, что не сможет дотронуться до нее, и все-таки протянул к ней руку.
— Ох, Беатрис! Я истосковался…
Ее нежные губы дрогнули в улыбке, и она со вздохом сказала:
— Вижу… Весь прошлый месяц ты трудился не покладая рук.
Она знала, что он проиграл дом и ее драгоценности. Проглотив стоящий в горле ком, Рыжий ответил:
— Любовь моя, я совершил ошибку. Но София все исправила. Я пытался…
Она произнесла с упреком:
— Наша дочь несчастна.
— Да,
— Тот самый, кто выиграл мой дом в карты?
Рыжий уловил в ее нежном голосе язвительную нотку и поморщился.
— Да-да. Вижу, ты все знаешь. Так что не стану утомлять тебя, рассказывая все заново.
Она скрестила руки на груди.
— А почему наша дочь несчастна?
Рыжий беспокойно заерзал.
— Не знаю.
— Наша дочь должна отправиться к Маклейну.
Рыжий недоуменно заморгал, хотя глаза его были по-прежнему закрыты.
— Но… Он ведь уехал два дня назад.
— А с каких пор София затосковала?
— С того дня, как сгорел амбар, за день до… — Охнув, Рыжий задумался. — Я подумал было то же самое, но она ужасно злится каждый раз, когда я произношу его имя.
— Она обижена.
— Не знаю. С тех пор как он уехал, она и двух слов о нем не сказала. Любимая, не мне подвергать сомнению твои слова, но…
— А это ты видишь? — Беатрис указала на сверкающий нимб над головой.
— Да, — согласился он, улыбаясь в ответ.
— Тогда прекрати болтать вздор. Наша София должна следовать голосу сердца, а это значит — отправиться вслед за Маклейном.
Улыбка Рыжего погасла. Следовать голосу сердца? Отправиться вслед за Маклейном?
— Беатрис, неужели…
Но когда он открыл глаза, она уже исчезла.
Рыжий проснулся от того, что плакал. Слезы ручьем текли по щекам, однако на душе полегчало. Стоит ему постараться как следует — и он сможет услышать голос Беатрис. Нежный, мелодичный голос. Их дорогая София так похожа на мать! Лицо в форме сердечка, ротик словно розовый бутон. Ярко-голубые глаза, кожа цвета сливок и копна золотых волос. Беатрис была красавицей, ничего не скажешь. Она бросила могущественного отца, отказалась от великолепных домов, полных слуг, и все это ради Рыжего. Беатрис всегда говорила, что ей не стоило никакого труда отказаться от обеспеченной и беззаботной жизни. Однако прошло немало лет, прежде чем он по-настоящему ей поверил.
Отца Беатрис ему довелось увидеть лишь однажды. После свадьбы он явился в деревенскую гостиницу, где остановились молодожены, переполненные счастьем. Он прикатил в карете, запряженной восьмеркой превосходных лошадей. От таких лошадок не отказался бы и принц крови! Отец Беатрис приехал вовсе не для того, чтобы благословить молодых. Он высказал дочери — в весьма не двусмысленных выражениях — все, что думает о ее безрассудном поведении.
Беатрис выслушала отца молча, только глаза сверкали да губы побелели. Потом с видом принцессы взяла Рыжего под руку и велела старику убираться вон. Надутый дурак с налитым кровью лицом поклялся, что никогда больше не заговорит
Рыжий смотрел, как великолепный экипаж выезжалсо двора. Даже сбруя лошадей сверкала золотом и серебром. Беатрис смеялась: карета — всего лишь карета, а надутый старик — всего лишь надутый старик, и ничего больше. Но после того визита Рыжий влюбился в Беатрис еще больше. Она была самой любимой женщиной в мире, а Рыжий — самым счастливым мужем. Особенно после того, как у них появилась София.
София и её мать были очень близки. Беатрис защищала дочь, как могла. Теперь она пришла к Рыжему и сообщила нечто, от чего он никак не мог отмахнуться. Вот это поворот! Он был в растерянности: что он знает о Маклейне, чтобы доверить ему дочь?
Рыжий болезненно поморщился. Это не игра, если дело касается Софии. Какая досада, что он не может отправиться в путь. А то он сам доставил бы дочь к Маклейну.
Он выглянул в окно. Шел проливной дождь, и конца ему не было видно.
— Беатрис, — прошептал он. — Ты уверена?
Ему послышалось, как дорогой голос шепнул в ответ:
— Да, простофиля ты эдакий.
Лежа в темноте, Рыжий улыбался.
Наконец наступило утро. Как и две предыдущие ночи, эта выдалась бессонной. София спала не больше двух часов. Каждый раз, закрывая глаза, она видела лицо Маклейна, который смотрел на нее… с презрением? Гневом? Она уже ничего не понимала. Она только знала: сердце ее разбито.
Снизу раздавались голоса — Мэри втолковывала Энгусу что-то насчет сырых дров. За окном не умолкая шумел дождь. Никакой надежды! Вздохнув, София встала, умылась и оделась. Каждое движение давалось с трудом. Иногда легкая боль напоминала ей о Маклейне и о произошедшем в библиотеке. Тогда она закрывала лицо руками и приказывала себе думать о чем-нибудь другом.
София решительно вышла из своей комнаты. Сегодня она твердо решила — хватит печалиться. С высоко поднятой головой она вошла в спальню отца, натянуто улыбаясь.
Он был еще бледен, однако в нем явно произошла перемена к лучшему. Его глаза блестели, как раньше, лицо просветлело, на губах играла радостная улыбка.
— Ты выглядишь молодцом, — сказала София, наклонившись, чтобы поцеловать отца. — Ты даже помолодел!
Он засмеялся, голубые глаза радостно заблестели.
— Не иначе как ангел исцелил меня сегодня ночью.
София рассмеялась:
— Да, это и немного волшебного порошка — и завтра ты встанешь на ноги. — Она села возле его постели и улыбнулась. — Как спалось?
— Отлично, просто отлично. — Рыжий всмотрелся к лицо дочери. — Девочка, ты выглядишь совсем больной.
София пожала плечами:
— Я плохо спала.
— С тех пор как ты отыграла дом, ты вообще не спишь. А я-то думал, теперь мы можем отпраздновать.
— Это из-за дождя. Льет уже три дня, и у меня мигрень.
Рыжий потрепал ее по руке.
— Детка, ты не спишь и не ешь. Ты зачахнешь, как пить дать.
— Нет. Дождь прекратится, и все будет хорошо.
— Дело не в дожде, София.