Долг Лорда

Нетт Евгений

Вздохнув, я сформировал в мыслях вполне определённое желание, после чего скользнул в пространство своей души. Плевать на гордость — даже дурак поймёт. что что-то здесь нечисто, если проживёт столько же, сколько прожил я. И плевать, что три сотни лет службы и жизнью-то назвать сложно — так, существовал помаленьку. Какой-никакой опыт всё равно отложился, так что я не мог не понимать, что порой причину бесполезно искать снаружи.

— Золан? — Марек, в этот раз не успевший даже подготовить сцену, предстал передо мной без лишних декораций. Никаких тронов, никаких напитков — только он и я посреди гигантской шахматной доски. — От тебя так и веет обеспокоенностью…

— Потому что я действительно обеспокоен. Я помню,

что мы договаривались лишний раз не контактировать друг с другом, но есть один момент, который я бы хотел сразу прояснить. Насколько вероятно влияние изменения тела, через которое я прошёл, на разум?

Марек пожал плечами:

— Если бы я знал, что находилось в голове даже у одного лишь осколка души Предка, то рассказал бы об этом сразу. Но то, что произошло с тобой — уникальный случай. — Чем больше он говорил, тем хуже становилось моё настроение. — Мы ожидали совершенно иного, подготавливая почву для вашей встречи, но произошедшее превзошло наши самые смелые ожидания. Часть души предка, сохранившаяся в его останках, сохранила слишком много сил.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

Демон изобразил на лице извиняющееся выражение, но под моим пристальным взглядом был вынужден продолжить:

— Если бы ты был проинформирован, то стал бы действовать столь свободно? Нет. — Марек качнул головой. — Проблемы могли возникнуть с ничтожно малым шансом, ведь предок не стал бы делать ничего из того, что могло бы тебе навредить…

— Часть души предка, Марек. Я не посмел бы усомниться в его действиях, будь он живым и полным сил, но та крупица его сознания и силы, что осталась в останках? — Надежда на то, что он что-то знает оказалась тщетной. Было ли это слепым почитанием чёрного дракона, или же очередной игрой? — Если тебе ничего не известно, то не буду более отвлекать.

Сказал — и направился прямиком к уже кажущейся довольно старой, — несколько лет мельтешит перед глазами, — статуе той части моей души, с которой мне когда-то пришлось слиться. Раз уж я уже настроился на нужный лад и попал сюда, то весьма рационально будет заняться магией сейчас, а ночью, в освободившееся окно, поработать с документами.

Вот только Марек уходить не спешил.

— Ты что-то хотел?

— Я пытаюсь понять, что с тобой может происходить. Что именно тебя беспокоит?

— Сознательное и подсознательное стремление к битве. — Ответил я с небольшой заминкой. — Недавно я поймал себя на жажде войны даже несмотря на то, что моим людям это принесёт лишь боль и потери.

— И жизнь в спокойствии и мире перестала радовать твоё сердце? — Демон ухмыльнулся понимающе. — Это известная болезнь, о которой многое известно не только мне, но и людям, эльфам, демонам, дворфам… Всем живым существам, осознающим себя. Это называют скукой, Золан.

— Если ты решил пошутить, то дверь… — Как по мановению волшебной палочки рядом с Мареком появился висящий в воздухе проём. — … вон там. Всего наилучшего.

— Не хочешь меня, для начала, дослушать?

— Здесь ты должен прекрасно слышать мои эмоции. — Я опустил выстроенную в сознании завесу, что отгораживала всё хорошее ото всего плохого. Один из приёмов альцев, направленный на то, чтобы один расстроенный человек не заражал по цепочке всех вокруг прекрасно работал и в моём случае. Правда, при желании всё равно можно «услышать» каждую эмоцию того, с кем ты связан. В моём случае Гесса могла свободно проникать через мою завесу, а я — через её, что спустя время сформировало между нами наивысшую степень доверия. — И за счёт этого понимать, когда шутки уместны, а когда — не совсем.

Марек, которого исчезновение завесы всё-таки заставило поморщиться, ответил уже совсем по-другому — серьёзно и сосредоточенно.

— Это было необходимо для того, чтобы точнее определить сроки. — Сроки? — Тебе нужен бой, в котором ты сможешь достичь своего

предела. И сделать это нужно в ближайшие три, максимум — четыре месяца.

Демон замолчал, и по прошествии нескольких секунд я не сдержался:

— Иначе…?

— Предка… ненавидели не только лишь за то, что он избрал иной путь. Корни этой ненависти лежат в другом. У меня… — Он шумно выдохнул. По Мареку было отчётливо видно, что он не испытывал особого желания говорить на эту тему. — … есть фантомный отпечаток воспоминаний. То, что удалось восстановить драконам из воспоминаний участников событий и передать следующим поколениям. И я могу показать тебе его, если ты изъявишь такое желание.

Даже не буду спрашивать, откуда он его взял — и так догадываюсь, что, скорее всего, от Доу. Ведь других контактов с драконами он после войны иметь не мог, и получить такой дар — тоже.

— Чем мне это грозит?

— Разочарованием. — Грусть, захлестнувшая глаза демона, была практически материальной, отчего казалось, что её можно черпать руками. — Этот отпечаток хоть и создан искусственно, но основой послужила реальные воспоминания тех, в чьей памяти эти ужасные картины отпечатались калёным железом. У тебя есть выбор, Золан. В отличии от меня — есть.

Я хотел было спросить, почему этого выбора не было у него, но Марек предвосхитил мой вопрос:

— Это воспоминание стало одним из главных аргументов Доу в тот день, когда мы впервые встретились. Тогда-то я вспомнил об одной занимательной фразе, однажды проскользнувшей в твоей памяти. — Демон протянул руку ладонью вверх, и над ней воспарил маленький чёрный шарик. Дань символизму, всего лишь визуальный образ — но происходящее моментально стало восприниматься как-то иначе. — Не сотвори себе кумира, Золан.

Заинтригованный словами Марека, я протянул руку — и сгрёб сферу, одновременно с тем скользнув в пучину мешанины чужих воспоминаний, выстроенных, между тем, в строгую систему. И первым, что я увидел, стало лицо улыбающейся, совсем молодой Клариссы.

— Мы назовём его Золаном…

Глава 17. Тёмное и неизведанное. Часть II

— Мы назовём его Золаном…

Улыбающаяся мать, рядом, чуть в стороне, отец. От неожиданности я чуть было не закашлялся… вернее, подумал, что не закашлялся — тело решило, что подчиняться мне совсем необязательно, начав пронзительно орать. В мозгу что-то щёлкнуло, я сопоставил два и два — после чего облегчённо выдохнул. Не временная петля, а всего лишь немного отличающееся от других видение. Как сказал Марек — искусственное, созданное из воспоминаний разных людей, и, почему-то, демонстрируемое от лица… чьего лица? Усреднённой личности в виде моего образа? Или, для большего эффекта, зритель интегрируется на место одного из участников событий?

Пока сказать сложно, но события явно не будут идти в размеренном темпе. Собственно, уже и я не грудной младенец, а вполне себе двухлетнее дитё… правда, немного ящероподобное и крылатое, но это уже частности. Вот, значит, как выглядят драконьи птенцы — в длину от половины до трёх метров, худощавые и совсем не внушающие ничего кроме умиления. И все собраны в одном зале. Что примечательно — довольно скромном по размерам, так как большим драконам сюда не пройти даже ползком.

Впрочем, им и не надо — «я» повернул голову, сосредоточив взгляд на вошедших в зал людях, деловито принявшихся возиться с дракончиками. Ни псевдо-Клариссы, ни псевдо-Волана среди них не было, но лица знакомых мне с детства иллити эти господа примерить успели. И если в этом отпечатке записано что-то ужасное, то я честно признаю — драконы знали толк в садизме, заставляя своих родичей переживать былое и видеть, как в этом былом принимают участие дорогие их сердцам люди.