Долг
Шрифт:
Я о стольком хочу спросить ее, но она не знает, что я в курсе, кто она такая, и это к лучшему. Я видел облегчение на ее лице, когда сделал вид, что не знал о ее ноге. Уверен, куда бы она не пошла, ее везде замечают. Мало того, что она потрясающая женщина с гипсом и на костылях, так она еще и известна.
— Итак, Кейр, — говорит она, когда открывает глаза. — Ты живешь неподалёку?
— Да, — отвечаю я. — Вообще-то, за углом. Этот паб ближайший от моей квартиры.
— Он хороший, — оглядываясь, замечает
— У моего кузена квартир там, — указываю я плечом. — Он живет с невестой. Совершенно случайно он знал место поблизости по хорошей цене, и я занял его. Пожилая дама внизу одержима красными цветами. Ты заметишь это место, если пройдёшь мимо Серкус-Лейн.
Она вздыхает, мечтательный взгляд в глазах.
— Я знаю место, о котором ты говоришь.
— Да?
— Вся улица очень красивая, словно это улица на юге Франции, — она делает паузу, скользя бледными тонкими пальцами по сторонам бокала. — Раньше я мечтала жить где-нибудь здесь. Это почти произошло, но мой парень был слишком практичным.
— Парень? — спрашиваю я. Этого я не предвидел, хотя должен был. В конце концов, это не имеет большого значения, но, даже несмотря на все это, я ощущаю обжигающую ревность. Совершенно необоснованно, но она все равно есть.
Джессика смущенно улыбается.
—Бывший парень, — быстро говорит она. — Прости. Я все еще не смирилась со многими вещами, — прочищает горло. — Мы расстались. В прошлом месяце. От старых привычек трудно избавиться и все такое.
— Мне жаль, — говорю ей и действительно имею это в виду. — Кажется, не вполне справедливо расстаться с кем-то в твоём положении.
— Откуда ты знаешь, что это не я порвала с ним? — спрашивает она, резкость слышна в ее тоне.
— Понял по твоим глазам, — отвечаю я. — В них все ещё видна уязвимость. Когда кто-то обижает тебя, пусть ты знала, что это произойдёт, боль другая.
— Ты очень наблюдателен, — замечает она, делая долгий глоток. — А скажи-ка мне, чем ты занимаешься, раз у тебя такие привычки? Эксперт-криминалист?
Настало время, Кейр. Скажи ей правду. Расскажи, что ты служил в армии в Афганистане. Поведай ей, кто такой Льюис Смит.
— Я - механик, — признаюсь я. Что все еще правда. Я был механиком, прежде чем присоединился к армии, и я был механиком в армии, работая в составе экипажа на IVF, даже когда стал младшим капралом. — Когда-то давно у меня был свой магазин. И я думаю открыть его снова.
Джессика наклоняет голову в сторону, показывая тонкую шею.
— А, механик. Ну, я полагаю, ты должен знать, как соединяются все детали, а без наблюдения это невозможно.
— Разочарована?
Она качает головой.
— Совсем нет. Полагаю, тебе нравится твоя работа.
— Я люблю заниматься этим.
Полюблю. В данный момент достаточно проблематично любить что-то.
— До тех пор, пока ты любишь то, чем занимаешься, этого не стоит стыдиться.
— А что, если ты наркодилер или проститутка?
Она искоса смотрит на меня.
— Не удивлюсь, если ты играешь роль адвоката дьявола.
— Тоже неплохая работенка, если она тебе нравится.
Джессика смеется. И это изумляет меня. Тот факт, что она может смеяться после всего того, что произошло.
Я решаю испытать свою удачу.
— А чем занимаешься ты, Рыжик? Работой, которую любишь?
Ее лицо грустнеет, и я сразу же сожалею о том, что сказал. Что-то темное появляется в ее взгляде.
— У меня была работа. Я была инструктором по йоге. Как и ты, хотела открыть собственный бизнес и делать то, что любила. Мечтала о своей собственной студии, — она вздыхает, глядя на свое пиво. Слегка пожимает плечами, что делает ее невероятно маленькой. — Но потом со мной случился инцидент, и все изменилось. Меня отпустили с должности. Я еще долго не смогу заниматься йогой, не говоря уже о том, чтобы преподавать.
Есть много того, что мне хочется сказать в попытке улучшить ситуацию. Я хочу заверить ее, что есть много инструкторов йоги, которые были инвалидами, у которых были травмы. Даже если они не оправились от них, они все еще могут адаптироваться. Даже учить. Но я знаю, ей уже говорили подобное. Могу сказать, что она не может вернуться к тому, что было, независимо от того, сколько раз ей говорили обратное.
— Мне жаль, — говорю я, желая, чтобы она посмотрела на меня.
И мне, правда, жаль.
Ужасно жаль.
Мне больно от всего этого так же, как и ей.
Но я не могу думать об этом, не могу зацикливаться.
Сейчас речь не обо мне.
Наконец, она смотрит на меня: глаза блестят, словно слезы едва коснулись их и ушли.
— Спасибо. Большинство людей просто говорят мне, что все будет хорошо.
— Я понимаю, с чего бы им хотеть этого, — говорю ей, игнорируя сокрушительную боль в груди. — Твои глаза рассказывают всему миру, что ты чувствуешь. Просто люди не хотят, чтоб ты страдала. Они предлагают любую ложь, лишь бы твоя боль исчезла. Ты даже готова солгать самой себе.
Она резко смотрит на меня.
— Ты прав.
Я пользуюсь шансом.
— Так что случилось с твоей ногой?
Джессика удерживает мой взгляд, зрачки становятся все меньше. Она прочищает горло и расправляет плечи, вооружаясь ложью.
— Это неловко, — говорит она, затем посылает мне фальшивую улыбку. — Я была в душе со своим бывшим. Мы немного заигрались. В ход пошло мыло. Я поскользнулась, и моя нога поехала не туда.
История оседает вокруг нас, как пыль. Она не хочет говорить мне правду.