Долгая дорога домой
Шрифт:
— А где твои родители? — поинтересовалась она однажды. — Что с ними случилось?
— Не знаю, где они, — ответил Жанно. — И кто они, тоже понятия не имею.
— Но разве у тебя совсем нет родных? — спросила Элен, пытаясь себе представить, каково это.
Жанно мельком подумал о паре стариков, тете Эдит и ддде Альфонсе, которые дали ему приют во время осады. Но они ему родней не приходились.
— Не, — сплюнул он. — Я сам по себе.
Берта прерывала их болтовню, если находила ее неподобающей (что бывало часто),
— Был тут большой митинг возле Июльской колонны на площади Бастилии, — важно говорил он. — Отмечали годовщину последней революции.
— И ты туда ходил?! — поражалась Элен.
— А как же! Я поддерживаю федератов.
— Федератов? — Элен о них даже не слыхала. — А кто это?
— Наши люди, — с важностью ответил Жанно. — Народ Парижа. Национальная гвардия. Они выбросят прочь пруссаков и будут править Парижем во имя народа.
— А как они это сделают? — спросила Элен с сомнением: Жанно ее не убедил.
— Мы, федераты… — начал Жанно.
Да кто же это такой — федерат? — нетерпеливо перебила Элен.
— Национальная гвардия, — повторил Жанно.
— Так ты же не в национальной гвардии! — удивилась она.
Жанно посмотрел на нее уничтожающим взглядом.
— Мы, федераты, будем драться! — Он вскинул в воздух тощую руку и воскликнул: — Vive la Republique! Vive la Federation![2]
На Элен это произвело впечатление, но сомнений не развеяло.
— Так что было возле Июльской колонны?
— Собрался народ Парижа, тысячи людей, и все шли мимо колонны. Впереди Национальная гвардия, а еще… — Жанно театрально понизил голос: — Еще там был шпион. Он считал…
— Что он считал?
— Ну, просто считал. — Жанно многозначительно кивнул головой. — Чтобы доложить потом правительству.
— И что было дальше?
— Его поймали. Ни один шпион правительства от нас не уйдет! Все кричали, вопили, решая, что с ним сделать.
— И что сделали? — У Элен округлились глаза.
— Связали и швырнули в реку!
— Но ведь он же наверняка утонул?!
Жанно снова кивнул:
— Еще бы. В том-то и смысл! Так со шпионами и поступают: убивают их.
Элен в ужасе замолчала. У нее перед глазами была картина, как старый Франсуа, садовник в Сент-Этьене, топит в бочке выводок ненужных котят. Он их побросал, мяукающих, в бочку с водой, откуда они не могли выбраться и утонули. Но разве можно так поступать с человеком?!
Элен молчала, и Жанно продолжил:
— Да плевать на него! Я тебе еще одно расскажу… — И тут он сообщил ей самую потрясающую новость: — В Париж идут пруссаки.
Сердце
— Ой, нет! — вскричала она. — Не надо их сюда, они нас всех убьют!
Жанно рассмеялся:
— Нет, не убьют. Они не драться сюда идут, а на парад. Чтобы мы их увидели. Хотят нам показать, что они победители.
— Но мы и так это знаем, — заметила Элен.
Ее страх стал отступать, раз это всего лишь парад.
— Знаем, конечно, — согласился Жанно, — но они, понимаешь, хотят, чтобы весь мир это увидел. Их император хочет въехать в Париж и сделать вид, будто он и наш император тоже. Показать, что они могут ходить по Парижу как хотят. — Мальчишка снова засмеялся и добавил шепотом: — Если, конечно, у них хватит глупости прийти одним.
Элен снова сделала большие глаза:
— А что такое? Ты о чем? Что с ними будет?
Жанно, закатив глаза, театральным жестом провел пальцем поперек горла и с задушенным всхлипом рухнул на землю.
— Ты хочешь сказать?.. — Элен прикрыла рот ладошкой.
Жанно кивнул и встал. Он, может быть, сказал бы еще что-нибудь, но из кухни появилась Берта и позвала Элен в дом. Жанно подхватил топор и продолжил энергично колоть дрова.
Элен подумала над его вестями, и потом, работая в обществе матери над вышивкой, спросила невзначай:
— Мама, мы увидим парад?
— Парад? — Розали удивленно подняла глаза. — Какой парад?
— В среду. Парад пруссаков. Они идут в Париж, и их возглавляет император.
— Где ты это слышала? — резко спросила мать. — Кто тебе сказал?
Элен, чтобы не подвести Жанно и сохранить в тайне дружбу (которую, как она понимала, мать бы не одобрила), сказала, что слышала, как Пьер говорил Берте на кухне.
— Понимаю. Тебе не следует слушать досужие сплетни слуг.
Она, видимо, не собиралась ничего больше говорить, но Луиза, которую заинтриговала мысль о параде, спросила:
— Мама, но мы пойдем? Посмотреть на парад, увидеть императора?
— Разумеется, нет, — твердо ответила мать. — И я не желаю больше об этом слышать. Ваш отец очень рассердился бы, узнав, что вы обсуждаете подобные темы.
При такой реакции матери на известие о прусском параде Элен решила второй вопрос, интересовавший ее, не задавать и ни слова не сказала о национальной гвардии и федератах, о которых упоминал Жанно.
Но Розали, хотя и велела не слушать сплетни слуг, все-таки не запретила девочкам ходить на кухню.
На следующий день у Элен снова появилась возможность поговорить с Жанно, и она тут же спросила про грядущий парад.
— Когда он будет, Жанно? Ты пойдешь смотреть?
— А то, — ответил мальчик. — Пойду наверняка. Заготовил немного гнилой картошки и другой гадости. Мы ходили на рынки и собирали отходы. Может, эти пруссаки и победили, но мы с ребятами не дадим им тут маршировать, не выразив своего отношения.
Элен смотрела на него с восхищением.
— Какой ты смелый! Ты и правда будешь бросаться гнильем в пруссаков? А если тебя поймают? Они же тебя застрелят или посадят в тюрьму.