Долгая дорога домой
Шрифт:
Константин никогда не показывал, какую глубокую рану оставили в его душе те события... и теперь он проснулся от мутного, холодного, давно забытого чувства.
От страха.
Проснувшись, царь кликнул камердинера, оделся. Он любил придворные, пышные наряды, но сегодня оделся нарочито скромно, в сшитый по мерке в Британии на Сэвилл-Роу костюм из дорогой шерсти новозеландских мериносов. Вместо галстука он возложил на шею цепь от Ордена Андрея Первозванного, одного из высших орденов империи. На грудь приколол единственный существующий в Польше орден – орден Белого орла.
Спустившись вниз, царь приказал подавать завтрак. Завтракал он обычно просто – мед, хлеб с отрубями и черный кофе. Иногда приказывал подать яичницу из двух-трех яиц, но это бывало все реже и реже, потому
Чуть хромая, в обеденный зал вошел граф Потоцкий – упал на охоте с лошади и неудачно вывернул ногу.
– Где Борис? – спросил царь главного церемониймейстера при дворе.
– Он не появлялся со вчерашнего вечера, Ваше Величество, – поклонившись, ответил граф Потоцкий.
Царь поджал губы.
– Опять?
При каком бы то ни было строе, в каком бы то ни было государстве – ни один отец не одобрит сына-содомита, каким бы толерантным родитель ни был. Хотя бы потому, что содомит не продолжит род, не порадует деда шалостями подрастающих внуков. Подонок Малимон... Константин уже удалил его от двора, но больше ничего сделать не смог. Да и этого было мало, потому что в варшавском высшем свете содомитов хватало, они размножались, как плесень в сыром и темном помещении, как паутина там, где никогда не гуляет веник. Размножались, вовлекая в свои мерзостные забавы все новых и новых людей. Толерантность – Польша славилась именно ею, но в последнее время она перешла всякие пределы, превратившись в принятие зла и греха как должного. Ведь что означает фраза – «Принимай меня таким, какой я есть»? По сути, это страшные слова – пусть я погряз во зле, в грехе, в разврате, но все равно принимай меня таким, какой я есть, не пытайся меня исправить, направить к свету, к должному, ко благому, и не отрицай меня как носителя зла. А как же Библия, в которой сказано: какое может быть общение у праведности с беззаконием? И что может быть общего у света с тьмой? Только когда сын стал почти в открытую содомитом, царь задумался, – а может, и прав его венценосный родственник, что не дает подданным такую свободу? Что диссиденты, содомиты, разные кликушествующие, клевещущие, злоумышляющие у него – либо под особым надзором полиции, либо на каторжных работах, либо высланы из страны? Ведь наследник Александра – политик и гвардейский офицер, а Борис?
Содомит.
Если даже он взойдет на престол, кто продолжит род? Кто даст Польше наследника?
Самое страшное, что больше никого нет. Законных. Незаконные есть, конечно, да кто их примет на престоле, опять рокош пойдет. А законный – он один.
Что же делать, что???
Царь Константин уронил голову на скрещенные руки, задышал тяжело, как загнанная, находящаяся на последнем издыхании лошадь.
– Ваше Величество, что с вами? – испугался Потоцкий.
Царь какое-то время не отвечал. Потом – справился с собой, поднял голову.
– Найди Бориса. Тридцать дней ему на то, чтобы найти достойную партию и жениться. Помоги ему в этом. Пока он холост и занимается всеми этими богомерзкими извращениями – я не желаю его видеть. Всех, кто с ним, отослать от двора, больше я их видеть здесь не желаю, кем бы они ни были. Понял?
– Исполню в срок, Ваше Величество, – склонился перед царем Потоцкий, он был напуган, потому что ни разу не видел монарха таким.
– Теперь по протоколу. Что у нас?
– На десять – чрезвычайное заседание Тайного совета, Ваше Величество. На двенадцать – баварская торговая делегация...
– Подожди. Что за заседание Тайного совета? Кто объявил?
– Его Светлейшество, граф Сапега как секретарь, Ваше Величество.
Царь нахмурил брови. Конечно, у Сапеги было такое право, но...
– Вопросы? Тебе передали повестку дня?
– Да, конечно, Ваше Величество. Единственный вопрос – продолжающиеся беспорядки в Варшаве.
Царь лихорадочно думал.
– А что, Ян, ты сам был в Варшаве?
– Не далее как сегодня утром, Ваше Величество...
– И что ты там видел?
Граф Потоцкий на несколько секунд задумался.
– К сожалению, взять ситуацию под контроль пока не удается... – изобрел он достаточно обтекаемый ответ.
– Не удается? – царь нахмурил брови еще сильнее.
– Да, Ваше Величество, пока не удается.
– Но где же казаки? Что делают русские?
– К сожалению, Ваше Величество, они пока не могут со всем с этим справиться. Но я держу связь со штабами округов, и там меня заверяют, что к завтрашнему утру с беспорядками будет покончено.
У польского царя был один недостаток – он считал, что власть, пусть даже ограниченная, – это привилегия, а не ярмо. Он бывал на дипломатических приемах, многозначительно рассуждал об экономике, о свободе, устраивал балы, давал интервью, подыскивал себе пассий даже в университете, а вот все тяжелое и неприятное – он поручал министрам. Да что говорить – он даже дворец в городе не удосужился выстроить. Если бы он жил в городе – достаточно было бы выглянуть в окно или выйти на балкон, чтобы понять, что творится. А так... он поручил все министрам, а министры предали его, составив заговор. Царь Константин до сих пор не понял, что находится во дворце уже не королем, а ЗАЛОЖНИКОМ. Никто ему так и не удосужился сообщить о происходящем в Варшаве – что штаб Висленского военного округа взорван с многочисленными жертвами, а штаб Варшавского военного округа теперь является штабом, откуда координируются беспорядки, командующий округом, генерал-губернатор Варшавы граф Головнин зверски убит в собственном кабинете своими же подчиненными. Что в Варшаве уже горят полицейские участки, на фонарях вешают полицейских, что в городе действуют переодетые в солдат и полицейских хорошо вооруженные террористические группы, в основном – пришлые, из-за рубежа. Что русский генеральный штаб так и не может принять решение – потому что штаб Варшавского округа кормит его дезинформацией, и уходят, уходят, как вода в песок, те часы, когда еще можно задавить мятеж в зародыше. Что те же казаки парализованы бестолковыми и противоречащими друг другу приказами и тоже не знают, что делать.
За все рано или поздно приходится платить. В том числе – за праздность.
– Тогда для чего Сапега собирает Тайный совет?
– Он хочет, Ваше Величество, чтобы было принято решение по тому прискорбному инциденту, что послужил поводом для беспорядков.
– Пусть решение принимает суд.
Положа руку на сердце, царь уже готов был расцеловать этого молодого человека... Господи, он поступил так, как должен был поступить Борис, когда его стал домогаться этот негодяй Малимон... Йезус Мария... насколько проще тогда все сложилось бы!
– Граф Сапега считает, что это не столько уголовное, сколько политическое дело, и его разбирательство в открытом суде может привести к новым беспорядкам.
– Каким беспорядкам? В таком случае, пусть этого молодого человека судят в Петербурге, подальше отсюда!
– Но там его наверняка оправдают или помилуют... а это приведет ко взрыву негодования в Варшаве.
– Так чего же вы от меня хотите?! – заорал выведенный из себя царь Константин
– Думаю, будет нелишним... Ваше Величество, написать письмо императору Александру, где изложить все обстоятельства дела... и возможные последствия.