Долгая дорога домой
Шрифт:
– Вставай! – Вадим плюхнулся рядом, рюкзак он не снимал, поскольку знал, что если снимет, то больше не наденет. Ремень от автомата натер шею почти до крови. В сочетании с потом, высыхающим и оставляющим на коже солевые разводы, и пылью, которая работает как наждак и которой в Афганистане полно даже в горах – самое то. Он откинулся на спину, чтобы дать ей хоть немного отдыха, пот заливал глаза, но это было даже хорошо. Если нет пота – значит, наступило обезвоживание, а воды не так-то много, и следующий родник или речка непонятно когда.
– Нет. Я больше не пойду.
– Выпей воды и вперед.
Вадим догадался – протянул руку, снял с пояса жирдяя одну из фляжек, встряхнул ее – пустая.
– Ты выпил всю воду? Сказали же – не пить.
Толстяк не отвечал – Вадим даже имя его не хотел вспоминать, для него он был не более чем рохлей и жирдяем, он не испытывал к нему ни капли жалости. Мальчишеское восприятие мира вообще сильно отличается от взрослого, оно полярно. Черное – белое, без полутонов. Есть свой и чужой, есть друг и враг, и ничего между этими понятиями. Если ты не такой – значит, ты либо должен стать таким, либо вынужден будешь терпеть насмешки, издевательства, нередко и побои. Все умствования психологов и либерально настроенной интеллигенции, что каждый человек неповторим и ценен именно своей неповторимостью и непохожестью на других, для Вадима значили меньше, чем, например, скользнувшая по камням ящерка. Он родился и вырос в краю, где не любят и не признают слабых, он закалился в сибирском скаутском отряде и дослужился там до скаута-разведчика, а в Сибири это сделать непросто. Девиз скаутов: «Один за всех и все за одного!» – великолепный девиз, но у всякой медали есть обратная сторона. Здесь она в том, что в отряде нет и не может быть слабаков, нытиков, рохлей, маменькиных сынков. И если такой придет в отряд, то его будут презирать, унижать, возможно, даже бить, если он не захочет стать таким же, как все, а захочет, чтобы его уважали за его неповторимое своеобразие. Если захочет «дотянуться» – нет вопросов, помогут. Если же нет...
Вадим отстегнул с пояса свою флягу.
– Смочи губы. Пить нельзя, вода все равно выйдет из тебя с потом. Вода делает тебя тяжелее и не дает идти, а в тебе столько жира, что это сплошная вода.
Толстяк попытался присосаться, но Вадим безжалостно вырвал флягу, повесил ее к себе на пояс. Перевесил на пояс и его фляги, все равно пустые. Потом поднял его за шиворот.
– Пошли. Будешь идти передо мной.
Второй раз толстяк разнылся, когда они остановились у ручья, чтобы набрать воды. На самом деле воды в горах было не так уж и мало, это тебе не пустыня Дашти-Марго, просто она моментально выходила с потом. У каждого имелась стандартная армейская фляга на один и семь литра, Вадим наполнил все четыре, повесил к себе на пояс, рубанул по тянущейся руке.
– Пей, сколько хочешь, но не из фляги. Все равно тут воды много.
Толстяк встал на колени и под пристальным взглядом пуштунов стал пить из ручья, как пить, он знал – зачерпываешь ладонями и пьешь. А вот Вадиму было стыдно. За что? Нет, не за это...
Ему было стыдно за то, что пуштуны, сородичи которых похитили его и торговали им как скотом, смотрели и видели такого русского пацана, слабака и рохлю. Они смотрели на него – и делали для себя выводы.
А знаете, чем заканчиваются подобные выводы? Войной – вот чем! Такие, как этот, – не более, чем добыча.
Наконец, толстяк поднялся.
– Дай – сказал он, протянув руку
– Тебе будет тяжело, ты и так еле идешь. Когда я буду пить – дам и тебе, а то ты опять все высосешь, а больше воды мы не увидим до следующего дня.
– Ты хочешь все один выпить, да?
Вадиму сначала показалось, что он ослышался. Для него такой поступок был не просто подлостью – он был непредставим, он в жизни бы не подумал сделать такое! Ни он, ни кто-либо другой в отряде, он мог бы поручиться за каждого.
Молча Вадим отстегнул обе фляги, одну за другой, бросил их под ноги толстяку. Потом пошел в голову каравана.
– Ну, извини... – заторопился за ним толстяк, – правда, я не хотел.
Третий раз он разнылся, когда солнце уже медленно, почти незаметно для невооруженного глаза, покатилось на закат, но жара была максимальная. Он вдруг ускорился, Вадим дернул его за рукав
– Ты куда? Второе дыхание открылось?
Сопя, толстяк попытался вырвать рукав.
– Да куда ты?!
– Пусть меня посадят на осла. Я больше так не могу.
Вадиму снова показалось, что он ослышался
– Чего? Ты чего – дурак?
– А что?! Я все равно больше идти не могу!
– Вон девчонка! Она может, а ты – нет!?
Толстяк с ненавистью глянул вперед.
– Она сильная...
– А ты – нет?
– А я – нет! – Его вдруг будто прорвало, он бросился на камни, и как только лицо себе не раскровенил. – Я нет! Я не такой, как ты, понятно!? И не смей меня погонять, ты мне – никто! Я просто хочу домой!
Бес, проходящий мимо, остановился.
– Трудности?
Вадим утер пот со лба.
– Разберусь.
Пожав плечами, Бес снова пошел вперед, ему надо было следить за окрестностями, и времени разбираться с пацанами не было.
Вадим сел рядом, двое пуштунов, которые, видимо, были назначены опекать персонально их, остановились чуть дальше на тропе.
– Почему ты считаешь, что тебе кто-то что-то должен? Почему ты даже не пытаешься сделать что-то сам?! Почему ты думаешь, что из всех нас именно ты должен ехать на осле?
– Потому, что я больше не могу, понятно?! Я никогда не искал такой жизни, я – не ты! Ты думаешь, что ты лучше меня?! Во! – толстяк показал средний палец, где он только этому научился. – я хочу стать дипломатом! И стану! Я не хочу бегать по горам и стирать здесь до костей ноги!
– Тебя вытащили из кутузки, как и меня. Мы – обуза!
– Это солдаты! Они обязаны были сделать это! Мы платим налоги, чтобы они нас защищали, понятно?!
Больше всего Вадима поражали вызов и какая-то труднообъяснимая ненависть, брызгающая ядовитыми каплями из каждого выхаркиваемого с дыханием слова. Если взять его, то он испытывал усталость, оттого что путь был трудным и долгим, он испытывал благодарность, оттого что его не забыли, не бросили, вытащили оттуда, куда он попал не по своей воле. Он испытывал стыд, наконец, оттого что он тормозил караван, хотя он его не тормозил, караван шел так, как шли ослы, и это было правильно, потому что при более быстром темпе движения силы расходовались очень быстро. А что испытывал его сверстник и соотечественник, оказавшийся в такой же ситуации, как и он сам – он не мог понять. Он не понимал – как можно жить таким и не делать ничего, чтобы измениться, считать это нормальным.
И не хотел понимать.
– Раз так – заплати этим горам, может, они расступятся, и пропустят тебя домой.
Вадим встал, махнул рукой пуштунам, пошел вперед. Те поняли, заулыбались, пошли следом – скаут уже успел внушить им уважение к себе. Отойдя немного, Вадим оглянулся – толстяк, тяжело пыхтя, догонял их.
Под вечер толстяк сорвался...
Каменная осыпь. Очень коварное и опасное место, вне зависимости от того, какой она крутизны. Никто не знает, как плотно лежат камни, но она почти не отличается от обычного горного склона, и никогда не знаешь, когда соскользнет нога. А таких каменных осыпей в Афганистане предостаточно, все дело в чудовищных перепадах температуры в горах – днем на солнце может быть пятьдесят градусов тепла, ночью же температура может опуститься и до нуля. Скалы крошатся из-за таких вот ежедневных перепадов температуры, и...