Долгая дорога к любви
Шрифт:
Неужели именно с Филиппом, главной любовью её жизни, она потерялась, стала несчастливой и привыкла страдать от непонимания себя в этом мире? Не ошиблась ли она тогда, пятнадцать лет назад, выбрав своего красавца мужа и подростковую мечту уехать во Францию, вместо того чтобы жить в гармонии и радости с друзьями, занимаясь любимой работой и продвигаясь по карьерной лестнице? Стоила ли эта невероятная жертвенная, страдальческая любовь и болезненный жизненный опыт спокойствия и стабильности в родном краю? Сложно ответить однозначно. Сейчас, так удачно совпали все события, что у неё появилась наконец-то возможность побыть с собой
Очередная серия фотографий снова внесла смятение в душу Милы. Глядя на них, она сразу же тихо заплакала. На чёрно-белом снимке она с Антоном, её первой любовью. Новый год. Родители ушли в гости. А они собрались вместе – Антон со своей младшей сестрой Олей, Варя и два её бывших одноклассника. Влюблённые танцевали здесь же в этой комнате, на фоне маминой стенки и украшенной ещё советскими игрушками ёлки. Интересно, какая музыка звучала? Скорее всего итальянская эстрада. Ма-ма-мама Мария. У неё была хорошая коллекция виниловых пластинок. Их внешнее сходство очень бросалось в глаза.
Мила подняла глаза на стенку, которая, как и тридцать лет назад стоит на том же месте и в её зеркалах записана память о прошлом. Сквозь чуть припыленные хрустальные рюмки и бокалы, глядя на своё отражение, взволнованная Мила прошептала: – Где ты, двадцатилетняя Мила? Где и с кем ты, Антон?
На следующих двух фотографиях она с необычно короткими завитыми волосами в подвенечном платье с чуть округлившимся животиком танцевала медленный танец в Дворце бракосочетаний с первым мужем Лёней под взорами родственников, одетых по моде начала девяностых. В их глазах читалось осуждение – «Залетела». А на последней был запечатлён их брачный поцелуй, где она нехотя с грустным выражением лица уступает дозволенным в Загсе ласкам супруга и отца их будущей дочери.
Глава 3 Ах, если бы…
На громкий плач дочери, испуганная Лидия Фёдоровна мгновенно ворвалась из кухни, где готовила картофельные блины и фирменный калач. От неё пахло горячим растительным маслом и вкусной домашней едой. Испещрённые глубокими трудовыми морщинами руки, припудренные мукой, суетливо одёргивали сатиновый фартук в маки и ромашки.
– Люда, что случилось? Тебе плохо? Заболела что ли?
Мила с красным лицом, перекошенным судорогой невыносимой боли, всхлипнула и зарыдала ещё громче. В трясущихся руках она держала свадебные фотографии с Лёней.
– Маааама, сколько раз просить. Я не Люда, я Мила.
– Милая моя доченька. Ну что же ты такая упрямая. Чем тебе имя Людмила не угодило? Людям милая. А то придумала – Мила, Милка. Как кличка у коровы, честное слово. Я тебя родила, дочь моя, и не смей мне перечить. Взрослая женщина, а ведёшь себя как ребёнок.
Из всех знакомых и родственников, лишь мама упорствовала и называла старшую дочь тем именем, которое она дала при рождении. В метриках было записано: Людмила Александровна Весновская. А эта упрямица даже в свидетельство о рождении изменения внесла.
Лидия Фёдоровна забрала картонную коробку с фотографиями и поставила на место в стенку. По опыту она знала, что дочери нужно выплакаться, а потом она всё расскажет. Затем ушла на кухню и продолжила готовку. Поверх ярких коротких занавесок деревянного окна она привычно глянула на позолоченные купола церковки, перекрестилась и запела любимую песню, переворачивая начинающие подгорать блинчики. В духовке
На последнем куплете «Издалека – долго течёт река Волга» к ней присоединилась дочь и присела на табуретку у окна. С детства такая нервная, чуть, что не по ней – истерики и обиды. Болезненная была, вместо спорта книгами зачитывалась. И потом ничего путного. Замыкалась в себе. То рисовала какие-то ужасы нечеловеческие, то стишками баловалась. Только когда на фабрике начальницей работала, деньги хорошие получала, весёлая стала. Все радовались. Думали, что жизнь наладилась. Ан нет. Связалась с этим старым бездельником французским, и снова биография кувырком пошла. Женька вот из-за неё не хочет детей. Говорит, зачем мол, рожать, если родители на работе, а воспитывать не кому. Вот оно, воспитание.
В раздумьях о прошлом, Лидия Фёдоровна ожидала объяснений дочери о причинах такого бурного расстройства. Мила собиралась с мыслями. Она не знала, какие слова подобрать, чтобы мать смогла понять её состояние, причём стараться не увлечься и не рассказывать слишком много подробностей о своих внутренних терзаниях. А особенно о недавних постыдных злоключениях с «заморским принцем», вернее мошенником, который в переписке влюбил её в себя и хотел провернуть нелегальную сделку, пользуясь её наивностью. Главное, что она вовремя опомнилась, и всё благополучно завершилось.
Мила рассматривала пёстрые полотенца, красочные календари и иконы на стенах кухни. Знакомые и любимые с детства запахи вызывали аппетит. Она достала из холодильника бутылку кефира, чего ей так не хватало во Франции, и выпила полстакана бодрящего напитка. Холодильник совсем старый, почти не морозит, и заставлен недельными остатками еды. Не удивительно, что у мамы поджелудочная и печень пошаливают. Она никогда не выбрасывала приготовленные блюда, а изо дня в день послушно доедала заветренные салаты с майонезом или подсохшую колбасу. Так и говорила: «Не пропадать же добру».
– Мам, извини, это перелёт на меня так повлиял. Разница во времени, бесконечные пересадки, не выспалась совсем. Устала.
– Конечно, доченька. – Лидия Фёдоровна решила не усугублять ситуацию и вместо Людмилы, называть её просто дочерью. – Я понимаю, столько вёрст за день отмахать. Ты устала. Иди, приляг, ещё поспи. Нет, сначала поешь по-человечески, а потом ложись спать.
– Скажи, ты не знаешь, а как дела у Лёни сейчас? Вот, смотрела наши свадебные фотографии и так жалко себя стало. Я же не любила его, и вышла замуж только из-за того, что была беременна. Он мне был неприятен как мужчина. Долго терпела…
Мила понимала, что нужно выговориться и заодно узнать новости о тех далёких персонажах, которые, оказывается, ещё живы в её сердце и терзают душу. Ведь, именно для этого она и приехала на Родину. Понять, простить себя и других, и отпустить своё болезненное прошлое.
– А кто виноват, дочурка? Надо было за любимого выходить, а не спать с нелюбимым. Ну ладно, без упрёков, нет в них смысла теперича. Лёнька сначала долго пил, потом уехал на заработки на Север, кажись. Женился, сыночка родил с местной. Но не заладилось, развёлся и снова на фанерную фабрику вернулся. Видела его как-то на Солнечном рынке. Хороший, плотный такой стал, но передние зубы плохие. Вот вставит коронки, будет на загляденье. Добрый, любил он тебя. Ждёт, когда одумаешься.