Долгая лорога домой
Шрифт:
— Все звучит логично, — сказала она. — Я вспомнила сейчас, … когда я была у Бранноха, он разговаривал с баком и, посетовав на трудности с Валти, спросил, нельзя ли убрать его, бак запретил ему это сделать. Расскажешь все Чантхаваару?
— Нет, — сказал Ленгли.
— Так ты хочешь, чтобы центавриане победили?
— Конечно, нет. Я не хочу войны вовсе. Я рассказываю заранее, чтобы все было ясно, к все произошло в первый раз. Теперь же, когда расстановка сил ясна, то возникнет вопрос, что делать, чтобы предотвратить схватку?
То обстоятельство, что сам
Он поднял голову.
— Вот так, дорогая. Мои попытки участвовать в игре кончились жалким провалом. Но я хочу рискнуть еще раз нашими жизнями из-за того, что я считаю будущим человеческой расы. Это звучит очень напыщено, не правда ли? Один маленький человек воображает, будто может изменить ход человеческой истории. И судьба наша будет сложной, если все это — иллюзия.
Но я уверен, что в этот раз не будет ошибки. Что я действительно могу что-то сделать для всех. Как ты думаешь, я прав? Должен ли я попытаться?
Она подошла и прижалась к нему щекой.
— Да, — прошептала она. — Да, мой дорогой.
Глава 19
Ленгли не стал контрабандой протаскивать Марин в свои аппартаменты. Это, конечно же, не вызвало бы особых толков, но все же он был бы дискредитирован. И тогда, себе на удивление, он прекрасно выспался, впервые за несколько недель.
На следующий день он заказал микрокопии всех собранных им о Сообществе материалов, велел подготовить обобщенный обзор по ним и записать все на кассету, за что заплатил из кошелька Валти. Неприятно было осознавать, что все его надежды зависят от этой кассеты.
Характер Валти был понятен: он всю жизнь занимался торговлей и вполне мог принять новые факты, но мог ли он их понять?
Мирдос ждал его для следующей беседы. Историк пришел раньше, так как не знал точное время следующей встречи. Его цинизм несколько поубавился.
— Спасибо за все. Прояснилась эра технологической вспышки и начала космических путешествий — наиболее сложный период с момента изобретения сельского хозяйства. И вы жили в ту эпоху! Знаете, вы уже сокрушили дюжину хорошо разработанных теорий. Мы даже не представляли, что в ту эпоху были столь глубокие культурные различия между нациями. Это прекрасно объясняет множество особенностей более поздних исторических периодов.
— Так вы хотите написать книгу? — спросил Ленгли. Он твердо решил соблюдать приличия, ведь лучше провести ожидания в беседе, чем мучительно расхаживать в табачном дыму взад и вперед по предоставленной ему квартире.
— Да… да, — Мирдос робко взглянул на него. — И вот… вот что еще. Когда я начинал, мне казалось, я добьюсь хотя бы небольшой известности и благодаря этому немного продвинусь. Сейчас мне это уже не нужно. Осталась только моя работа, да вот еще изучение всех этих материалов. Ты… то, что ты мне рассказал, — это для меня как открытие. Я никогда не подозревал, какая настоящая жизнь была прежде.
— М-да.
— Потребуются годы,
— Ах, нет, спасибо. Нет. Я буду занят.
— Тогда завтра? Моя жена хотела тебя увидеть. Отец интересовался, но я еще ничего не рассказывал дома.
— Хорошо, — Ленгли чувствовал себя подлецом. Когда их разговор закончился, он удержался от того, чтобы попрощаться.
Солнце ушло за горизонт. Ленгли и Марин ужинали в его квартире и не ощущали вкуса еды. Ее глаза были задумчивы, как будто она видела нечто за пределами этого мира.
— Тебе не жаль оставлять Землю? — спросил он.
Она ласково улыбнулась.
— Немного. Сейчас и тогда. Но не очень, ведь я с тобой. Он привстал и погладил ее по щеке. Капюшон, надетый на голову, скрывал ее длинные волосы, она выглядела мальчиком, в крайнем случае, очень молодым студентом.
— Пошли, — сказал он.
Они прошли через зал, спустившись на движущуюся дорожку подвесного моста. Толпа вокруг шумела, бурлила — разноцветные одежды — бесконечная погоня за успехом. Светильники сияли расплывчатым радужным пятном.
Ленгли пытался расслабиться, сбросить сковывающее напряжение. Совершенно невозможно было представить всю мощь ополчившихся против них сил. Вдох, глубокий выдох, нежная ткань ночного воздуха, а в небе — звезды и туманности. Завтра в это время он, возможно, будет уже мертв.
Он не должен. Он надеялся, что сильное внутреннее напряжение не оставляет следов на его лице. Они шли медленно, не торопясь, прогуливаясь. Забыли, что под рукой оружие.
Двойная Луна была довольно широко известна, как весьма сомнительное место, очень удобно расположенное под крышей нижних уровней, недалеко от гигантской дуги Межпланетного Торгового Центра. Пройдя внутрь, Ленгли увидел интерьер, стилизованный под марсианский пейзаж: глубокое фиолетовое небо, углубления, долженствующие означать каналы и участки красной пустыни. Надо всем этим висел жемчужный душистый дымок и тоскливая нота марсианской народной песни. Отдельные кабинеты расположились вдоль одной из стен, замаскированные под входы в пещеры, вырытые в отвесном красновато-коричневом берегу. С противоположной стороны был бар. Постоянный легкий гул голосов, смеха, движения множества тел сопровождал унылую музыку.
20.45. Ленгли протиснулся к бару.
— Два пива, — сказал он.
Робот вытянул руку со стаканами, наполнил их и принял деньги.
Человек с обожженной солнцем кожей и фигурой коренного жителя Марса кивнул:
— Никогда не видел профессора в этих местах, — заметил он.
— Для нас эта ночь не совсем обычна, — сказал Ленгли.
— Для меня тоже. Не дождусь, когда вернусь домой. На этой планете очень тяжело. Да и Марс давно не тот, что раньше. Мы изгадили всю Солнечную систему. Старые дни канули в прошлое. Сейчас мы только послушные дети Технона.