Долги отдающий
Шрифт:
Противнейший холодок прошелся под ребрами: а если Вика вообще не здесь, может же быть такое? Что, в Москве только одна загородная больница?
Первый этаж, поворот налево, ступеньки наверх. Ни одного больного не попалось на глаза. Что у них, мертвый час? Стучу в знакомую дверь, не дожидаясь ответа, открываю ее, перешагиваю порог. Все ясно, попал на обед. Илья Сергеевич сидит уже перед пустыми тарелками, пьет чай с лимоном.
— Я занят, простите.
— Это вы меня простите, Илья Сергеевич. У меня нет возможности ждать, я должен увидеть
Серебряная ложечка звякнула о стакан, руки доктора заметно дрогнули.
— Кузнецов? Как вы вошли сюда?
Он ставит на поднос стакан, опускает руку… Там может быть кнопка сигнализации, оружие… Выхватываю из кармана пистолет:
— Не надо!
Бабашвили заметно бледнеет, кладет руки на крышку стола, но говорит спокойно, только тихо:
— Этого еще у нас не было. Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.
— Где Вика? — спросил я.
— Так, значит, от вас ее упрятали?
— Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа…
— Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки? И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии — кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными…
У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:
— Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя… странно, скажем так.
— Она в палате не одна?
— Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле — человек, контролирующий меня.
— И вы это терпите?
— А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?
— Но такой ценой…
— Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. — Он сделал ударение на последнем слове. — И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.
— И что вы предлагаете?
Бабашвили встал из-за стола:
— Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!
— А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?
— Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.
— Тогда простите меня, но это для
— Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы — в своем. Поступайте, как знаете.
Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:
— Посидите так пять минут, и без шума… простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?
Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.
— Костик?
— Ты можешь ходить?
Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.
— Вот и хорошо. — Я обнял ее за талию. — Посидим немного в кабинете доктора.
Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.
— Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.
— Костик, — она прижалась ко мне, заплакала, — меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.
— Илья Сергеевич? — спросил я и сжал кулаки.
— Нет, перед тем как сюда везти, еще дома. Вошел Белаков, с ним еще кто-то, наверное, врач. Заставили проглотить несколько таблеток, потом — не помню…
Поплыла.
Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
— Я пришел за тобой. Мы исчезнем и отсюда, и из этого города.
— Начнем новую жизнь? — спросила она, и слезы опять наполнили ее глаза. — Костик, ты не понял главного. Мы никогда не избавимся от своего же прошлого. Мы можем поменять и паспорта, и прописку, но — не избавимся!
— Неужто мы с тобой слабее обстоятельств, Вика?
— Не слабее… И не сильнее… Раз бежим от них. А я вот и бежать не могу, ноги не слушаются… Ты как меня нашел?
Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за эти дни. Она ахнула:
— Ты действительно сжег все мосты, тебе некуда возвращаться. Остается и впрямь податься на край света. И все из-за чего, Костик, а? Из-за того, что чистым захотел стать? Да кому она нужна, наша чистота?! Чистые или от голода сдыхают, или вешаются!..
Вика стала дрожать, как от холода, я обнял ее, погладил жесткие непокорные волосы:
— Успокойся, Вика! Успокойся, все будет хорошо. Мы попробуем, попробуем не замараться и доказать всем им…
— Кому, глупыш? Кому всем? Да начихают они на твои доказательства! У этих всех иные ценности, они просто не поймут тебя! А поймут — так будет еще хуже: раздавят. Уезжай, уезжай, Костик, куда глаза глядят! Хоть я и не хочу с тобой расставаться…
Я прикрыл ей ладонью рот.
— Ты права, Вика. Убегать — последнее дело. Потерпи немного, я что-нибудь придумаю.