Долгие дороги сказок (авторский сборник)
Шрифт:
— Заходи, — послышался надтреснутый голос.
— Что думаешь? — наливая гостю ароматный чай из сбора лесных трав, спросил Эваэль.
— Он дракон, сомнений больше быть не может, — подхватив пиалу из обожженной глины и пригубив напиток, ответил маг.
— Тоже мне меллорн взрастил, — усмехнулся старшина. — Я давно перестал сомневаться по этому вопросу. Ты мне о другом ответь…
— Он не играл Эв, Андрэ действительно не знал языка, а то, как он иногда путался в элементарных вещах, вообще не подлежит описанию. Сдаётся мне, что его действительно запихнули в дугар. Видел у него татуировку на плече?
— В том то и дело Вир, что за всю мою долгую жизнь я ни разу не слышал, чтобы драконов сажали в дугар. Ни разу! Что он натворил и почему император решил выбрать такое наказание…? Почему Андрэ скрывает вторую сущность и прячется под коконом щитов? И ещё эта сведённая татуировка… Собирайся!
— Куда?
— Поедешь к Великой Матери, — Эваэль открыл маленькую шкатулку и достал из неё небольшой информационный кристалл. — ЭТО отдашь лично в руки правительницы миур, скажешь, что от меня. Как активировать кристалл и пароль доступа она знает.
— Серьёзная каша. Ты уверен?
— Уверен, так же, как и в том, что император на нас нападать не будет. Ему нужные северные, загорные провинции князя.
— Хм.
— Не хмыкай. Ещё чаю?
— Пожалуй. Что передать на словах?
— Ничего на словах передавать не надо. Это не недоверие, я за тебя беспокоюсь, так ты целее будешь. Если правительнице что-нибудь понадобится, она сама у тебя уточнит.
— Когда ехать?
— Как допьёшь чай, а если серьёзно, ещё месяц назад надо было…
Андрей погладил хасса по шее:
— Не отставай, Уголёк!
Чёрный как смоль четвероногий транспорт чуть повернул голову и скосил синий глаз на говорившего. Наездник сунул руку в перемётную суму и достал узкую полоску сушёного мяса. Резкое движение головой, громкий щёлк челюстей, ящер проглотил угощение.
— Хватит, потерпи до привала.
Андрей дотянулся рукой до надбровных дуг животного — одного из самых нежных и уязвимых мест бронированного чешуйчатого создания, и почесал хасса. Уголёк довольно хрюкнул и вывалил язык: точь-в-точь собака, млеющая под рукой доброго хозяина. Верховой ящер был удивительно добродушной тварью и никоим образом не походил на оставленного в Ортене Снежка. Чёрный цвет чешуи подаренного Эваэлем создания был как насмешка над этим весёлым когтисто-чешуйчатым «щенком».
— Вперёд! — хасс, выпустив когти, припустил вдогонку за основным отрядом.
Через два поворота лесной тропы показалась трокса Ании, степенно идущая за птицей Твигара. Эльфийка, заслышав лёгкую поступь ящера, поудобней перехватила арбалет со светящимся ровным матовым светом болтом, мало ли что, и обернулась. Завидев шкаса, она переложила оружие поперёк седла и отвернулась. Сида тяготилась навязанной ей ролью няньки недоделка и до дрожи в коленях, как и весь отряд, ненавидела его постоянные отлучки и отставания. Беспокойся ещё о недоумке…
Ания оказалась представительницей ветви эльфийского племени, расселившегося в невысоких холмах юга Оторна и получившего название по имени центрального, самого высокого возвышения. По странному стечению обстоятельств холм назывался Сид. Андрей, когда-то изучавший английский язык, внутренне улыбнулся, слушая объяснения Эваэля о различиях между эльфами. Сиды или холмовики отличались от остальных длинноухих невысоким ростом и утончёнными фигурами, кожа у них была нежного шоколадного оттенка, ещё одним отличием были глаза — огромные и завораживающие. Жизнь в сумеречных подземельях наложила свой отпечаток.
— Не отставай, — не оборачиваясь, бросила девушка.
— Хорошо, — в сотый раз на день, буркнул Андрей. Твигар презрительно сжал губы в узкую полоску. Шишка на его лбу давно сошла, но дракон не забыл позора. Пока он принял на себя вирк Илирры, его можно не опасаться, но вот потом лучше не поворачиваться спиной… Парнишка не из злопамятных — отомстит и забудет. Полторы пятины прошло, а он всё не угомонится…
Ветер, разгоняя дневной зной, принёс с собой прохладу близкой реки. Почуяв влагу, троксы пошли быстрее. Уголёк был солидарен с пернатыми, прибавив ходу, он пристроился за птицей эльфийки.
Трокса Ании, словно голубка, при каждом шаге водила корпусом из стороны в сторону, вместе с трёхсоткилограммовой птахой совершала эволюции, затянутая в кожаные штаны округлая упругая попка сиды. Глаза Андрея, зацепившись взглядом за пятую точку наездницы, повторяли раскачивающийся маршрут.
Ания ощущала на себе заинтересованный взгляд шкаса, кончики её острых ушей постоянно вспыхивали бордовым цветом, но на каждый оборот назад наглец смотрел куда угодно, но только не на неё. Стоило отвернуться и всё возвращалось на круги своя, чужой взгляд тут же начинал сверлить спину. Эльфийка резко обернулась.
— Что смотришь? — накинулась она на Андрэ, который в этот раз не отвёл взгляд, продолжая спокойно смотреть на девушку.
— Ты красивая, — неожиданно ответил шкас, придержав хасса.
Ания покраснела как перезрелый турм [25] , приготовленные гневные слова застряли в горле. Всё, что она хотела высказать наглому недоделку, разбилось вдребезги, девушка сглотнула, ещё раз посмотрела на Андрэ и отвернулась.
Недоделок не насмехался и не врал, эльфийка умела читать по лицам, у неё были хорошие наставники. Два века, проведённые во дворце князя, где невозможно было увидеть настоящих лиц и чувств, которые были закрыты масками и личинами лжи и обмана, а под первым слоем оказывался второй, а то и третий и приходилось прилагать максимум усилий, чтобы понять настоящие чувства обитателя или гостя княжеских палат. Шансов отточить свои умения было предостаточно. Жизнь научила её читать каждый жест, взгляд, полутон в голосе и ещё десятки мелких деталей. В ситуации, когда аура собеседника скрыта щитами воли или замещена на чужую, а лицо соревнуется по неподвижности с камнем, она ловила каждый жест, слушала биение чужого сердца, обращала внимание на пот и подёргивание кожи, мелкие нервные импульсы, порой, выдавали собеседника с головой. Сам князь ценил её умение, на больших приёмах она следовала за властителем тихой тенью и оценивала, оценивала, оценивала. Оценивала всех, нашёптывая в горошину переговорника свои наблюдения. Порой ей было подвластно то, чего не мог сделать эмпат или псионик, ведь магия надёжно блокировала от посигновений на волю или вмешательство в чувства, тут-то власть имущие вспоминали о хрупкой Ании. Её не любили, но мирились, как мирятся с неизбежным злом.
В свиту Илирры Ания попала с подачи князя. Перед этим у него состоялись две беседы — тяжёлая с дочерью, которой не понравилась соглядательница и лёгкая с Анией, принявшей волю государя.
Илирра, пользуясь моментом и властью, совершила мелкую месть. Княжна приставила отцовскую прислужницу к странному недоделку, приказав быть дуэньей, пока тому полностью не вернётся память. А когда та вернётся? Быстрее ветер за макушку дерева зацепится. Сопровождающие, сведущие в дворцовых интригах, втихую хихикали и потирали ручки, гадая, как будет выкручиваться опальная прислуга.