Долгий путь к себе
Шрифт:
Кутерьма в голове, беготня пустая — чем быстрей мысли летят, тем скорее ноги несут. А куда?
— Матушка-благодетельница, смилуйся!
Очнулась.
В дорогу, в пыль, как шли, так и бухнулись дедок Квач, казак молодой и дивчина.
— Да что это вы на коленках ползать навострились? — в сердцах вскричала пани Мыльская. — О чем просите?
— Арендатор ейный ключи от церкви забрал! — высоко, по-петушиному вытягивая тощую стариковскую шею, крикнул Квач.
— Какой арендатор?
— Ейный! Пани нашей новой! Взял он себе ключи и без выкупа не пускает. Венчаться пришли, а в церковь ходу нет. Ему давай и давай. Было бы чего дать, дали бы. А что дашь? Пани все забрала. А он цену-то какую ломит! — шумел дедок, бестолково взмахивая руками.
— Погоди кричать. Да встаньте вы! — рассердилась пани Мыльская.
Поднялись.
— Объясни толком, что у вас там деется?
— А что деется? — Квач заплакал. — Чистый разбой деется… Привезла новая пани арендатора на наши головы.
— Пана Ханона, — подсказал молодой казак. — Пан Ханон церковь в аренду взял и замок на дверях повесил.
— А где отец Евгений, поп ваш любезный православный? — удивилась пани Мыльская.
— Так пан Ханон и отца Евгения в церковь за плату пускает.
— Бабка Лукерья на днях померла, без отпевания закопали, — выкрикнул сквозь закипевшие слезы дед Квач. — Одинокая она, Лукерья. Денег некому за нее было заплатить. Поп Евгений и бесплатно собрался, а Ханон церковь не отпер. Давай ему корову — и все. А где ж их напасешься, коров, на хозяев нынешних?
— Господи! — пани Мыльская уперла руки в боки. — Видно, и моему терпению конец пришел.
Развернулась — и на мельницу.
— Сапоги со шпорами! Пистолеты! — крикнула она слугам.
Сама-девятая примчалась к своему лесу. Стреляя в воздух, разогнала пильщиков. Потом — в село.
Пани Ирена восседала на крыльце на красном, обитом бархатом стульчике пана Мыльского.
— Ах ты негодница! Ах ты злодейка! — вскричала пани Мыльская, выхватывая из-за пояса пистолет — А пошла-ка ты, негодница, прочь из моего дома.
Пани Ирена махнула платочком слугам. Те расступились, и на пани Мыльскую с крыльца собственного ее дома уставилась медным хоботком — пушечка! Один из слуг насыпал на полку пороху, у другого в руках объявился зажженный фитиль.
— Убирайтесь прочь из моих владений, пани Мыльская. И прищемите хвост! Вы же знаете, я имею право даже полностью разрушить ваше село, ибо оно в посессии!
Парадные двери с торжественной медлительностью растворились. Толпа завороженно смотрела в черный проем, словно ожидая явления сатаны. И вышел из дому голубой пан.
— Ханон! — прокатилось по толпе.
Голову пан держал прямо и твердо, а телом был гибок. Встал перед пани Иреной на одно
— Пани Мыльская? — спросил он пани Ирену, указав рукой на бывшую хозяйку дома и имения. — Пани Мыльская! Дабы окончательно не разрушить драгоценного вашего здоровья, не приезжайте в Горобцы. Вы сдали свое имение пани Ирене, пани Ирена сдала имение мне, так что для всех будет лучше, если вы вернетесь сюда законной хозяйкой через три года, как и указано в договорных бумагах.
— Господи, помоги мне! — Голос пани Мыльской сорвался от бессильного отчаянья. — О, пани Ирена! Я верну вам деньги. Не разоряйте моего гнезда. У меня ведь только одно село.
— Одно, а туда же! В посессию кинулись.
— Сын дороже села.
— Ну, это не моя печаль. Торопитесь, пани. Мне деньги нужны немедленно, и я их выколочу из вашего небитого быдла.
Крестьяне и казаки напряженно вслушивались в польскую речь.
— Простите меня! — пани Мыльская сошла с лошади и поклонилась своим людям. — Простите за глупость. Потерпите, я соберу деньги и выкуплю вас из ярма.
— Не развращайте народ! — яростно топнула ногами пани Ирена. — Не забывайтесь! Вы — полька.
— Дура я! Старая дура!
— Отобрать у крестьян все полотно, всю шерсть и всю овчину! — торопливо кричала пани Ирена подручным.
— Дьявол! — заскрипела зубами пани Мыльская, садясь в седло, и вдруг рассмеялась: — А ведь ты все это из мести! Ты за пани Хеленку мне мстишь. За красоту ее. Да чтоб ни один мужик не позарился на тебя, смрадную дьяволицу!
Настегивая лошадь, ускакала.
— Пали! — взвизгнула пани Ирена.
Выхватила у оторопевшего слуги фитиль, ткнула в порох.
— Убили-и-и! — полетел над селом дикий вопль, люди кинулись бежать прочь от злодейского крыльца.
Погибла старуха Домна. От нечаянной дурной злобы погибла. Не было и у нее детей, родственники все были дальние, но мстило за смерть невинно убиенной все село.
Осадили дом ночью, и ускакала пани Ирена из села в нижней рубахе, впрочем не забыв прихватить кошель с деньгами.
Его преосвященство Савва Турлецкий, весной помявший зеленя на полях пани Мыльской, лежал поперек огромной своей постели с полотенцем на голове, находя силы только на то, чтоб дотянуться рукою до серебряного кувшина на столике и хлебнуть очередной глоток кваса.
Епископу было скверно. Вчера, после торжественной службы в память святых и всехвальных апостолов Петра и Павла, на разговенах он помирился наконец с Мартыном Калиновским, польным гетманом, вторым человеком на Украине после коронного гетмана Николая Потоцкого.