Долгий сон

Райт Ричард

Молчание. Потом дверь распахивалась, и из-за двери, голый по пояс, сжимая в черном кулаке бутылку пива, зловеще поблескивая спрятанными в подушках жира красными глазками, источая мускулистым телом едкий запах мускуса, черной горой высотою в шесть футов четыре дюйма выдвигался железнодорожный рабочий мистер Бентли.

— Хватает же у Тайри нахальства подсылать ко мне за квартирной платой сопливых херувимчиков, — рычал мистер Бентли. — Брысь отсюдова, постная рожа, а то двину — и кишки всмятку! Ни единого цента вам от меня не дождаться, ни ломаного гроша!

Пусть-ка Тайри еще мне приплатит, что соглашаюсь жить в его вшивом курятнике. Ни шиша я не заплачу за такое жилье. Ни шиша, ни на этой неделе, ни на другой, черт возьми!

— Тогда вот вам уведомление, мистер Бентли, просьба освободить квартиру, — говорил Рыбий Пуп, протягивая бумажку.

— Хе-хе! А на что оно мне? — с убийственной иронией осведомлялся мистер Бентли. — В уборной употребить или, может, дыру на обоях заклеить?

А за спиною у Бентли, сгрудясь вокруг плиты, служащей одновременно и кухонным столом, маячили члены его семейства: расплывшаяся неряха Сью со своим чернокожим выводком, младшенький — от горшка два вершка, старший — почти шестифутового роста. На открылке плиты были наставлены тарелки, и семейство, стоя, кормилось, отправляя еду в рот руками. Голый дощатый пол затоптан, окна занавешены изодранными шторами, по затхлым углам распихано заношенное белье.

Рыбий Пуп стоял с вымученной улыбкой, нервно куря сигарету за сигаретой, выслушивая это дурацкое зубоскальство, даже делая изредка вид, будто ему смешно, и теребил в руках злополучное уведомление. Наконец Бентли натягивал на долговязое тело грязную робу, надвигал на налитой кровью правый глаз мятый козырек засаленной кепки и, поджав в нитку губы, пригвождал посетителя к месту свирепым взглядом. (Однажды, безрезультатно окатив незваного гостя ушатом словесных помоев, Бентли стал для устрашения палить в потолок из своего тридцать второго.)

— Платитьили не платить? — вопрошал Бентли, обращаясь словно бы к самому себе, но так, чтобы Рыбий Пуп слышал тоже. — Нет, дьявол! Не буду платить! — И, бесцеремонно отпихнув Пупа в сторону, уходил, хлопнув дверью.

Рыбий Пуп выдавливал из себя улыбку, а семейство Бентли валилось друг на друга, помирая со смеху.

— Слышал, что" сказано? Ни гроша тебе не будет за эту неделю, — вопила миссис Бентли, дожевывая кусок свиной отбивной, которую держала прямо жирными черными пальцами.

Ее потомство, заводя черные, полные слез глаза, билось в истерике. Дверь приоткрывалась, в нее осторожно заглядывал Бентли и, увидев, что Рыбий Пуп еще здесь, восклицал с притворным удивлением:

— Ты что, ниггер, делаешь в моем доме? Тебя кто сюда звал?

— Ой, только не я! — взвизгивала Сью, стыдливо прикрывая лицо недоеденной отбивной.

— Он не спросясь зашел! — кричали ее детки.

Бентли входил и почесывал затылок, буравя Пупа хитрыми глазками.

— Стало быть, пока я работаю, ты, ниггер, втихаря пробираешься ко мне в дом баловаться с моей бабой?

И Сью, не выпуская отбивной, вскидывала руки, переминалась с ноги на ногу и виляла всем телом, туго надув черные щеки, словно удерживая смех. Но смех все-таки прорывался наружу, и она вскрикивала:

— Господи, вот это влипли!

Хихикающий молодняк пускался в дикий пляс, а Бентли, выхватив у Пупа уведомление, лез в карман, вытаскивал хрустящую десятку и с размаху припечатывал к ладони Рыбьего Пупа со словами:

— Вот тебе, ниггер, плата за квартиру! И учти, это — не тебе,это — папочкетвоему! И передай ему, что не глядели бы на него, стервятника, мои глаза до самого до смертного часу. А когда они закроются и не будут его видеть — тогда, милости просим, пусть приходит за моим бренным телом!

Под раскаты хохота Рыбий Пуп прятал деньги и выдавал Бентли квитанцию.

— Ох, Боже ты мой, обхохочешься на него! Ну и попотел он у нас! — дружно потешалось семейство.

И для чего им нужно было все это выделывать? Между тем он не смел даже намекнуть, как глупо они себя ведут, ибо Тайри предупреждал, что стоит им почуять в нем осуждение — и дверь их дома для него закроется навсегда.

— Не спрашивай, Пуп, почему да отчего так поступают люди, — говорил ему Тайри. — У нашего народа это в крови. Чем тебе не резон.

Следующей была мисс Хансон, седенькая семидесятилетняя старушка, бывшая учительница, которая жила одна-одинешенька в единственной комнатке, насквозь пропахшей дезинфицирующими средствами. Каждую субботу она поджидала его с утра, вся в черном, в очках, съехавших на кончик приплюснутого коричневого носа, обнажив в улыбке вставные зубы, желтоватые, как слоновая кость, а на столе у нее уже стояли блюдечко с мисочкой и в них лежали деньги за квартиру.

— Доброе утро, мисс Хансон, — здоровался он. — Мне бы с вас получить за квартиру, если вы не возражаете.

— Возражаю, но деньги — вот они, — кудахтала мисс Хансон.

И каждое субботнее утро он наблюдал, как совершается один и тот же диковинный обряд. Вооружась пинцетом, мисс Хансон выуживала из блюдечка с дезинфицирующим раствором мелочь. Затем, тоже пинцетом, извлекала из мисочки одну за другой четыре долларовые бумажки.

Разинув рот, Рыбий Пуп следил, как мисс Хансон вытирает деньги полотенцем.

— Вот, получите, мистер Таккер, — говорила она, указывая на деньги.

— Спасибо, мэм, — говорил Рыбий Пуп, засовывая деньги в карман. — С меня пятнадцать центов.

— Совершенно верно.

И под ее испуганным взглядом он отсчитывал сдачу.

— Боже мой, да как вы можете? — с ужасом шелестела мисс Хансон.

— Мисс Хансон, почему это вы так боитесь денег? — спрашивал Рыбий Пуп.

— Потому что они грязные! — вскрикивала мисс Хансон. — Эти деньги прошли через руки каждого негра в городе. Они кишат микробами. Если вы не перестанете трогать руками деньги, вам не уберечься от болезней.