Долго и счастливо
Шрифт:
Филип! При мысли о нем глаза ее засияли. Он был великолепен. Как может такой сильный человек быть таким нежным? – подумала она с удивлением, и по телу ее пробежала сладостная дрожь. Как ей хотелось, чтобы он сейчас был здесь и они могли снова заняться любовью. Ей необходимо было чувствовать, как ее обнимают его руки, как ее целуют его губы, хотелось еще раз испытать то блаженство, которое они познали в объятиях друг у друга.
Но где же он?
Камилла лежала одна, и ей казалось, что сама тишина посмеивается над ней. Ужасная мысль омрачила ее радость. Может быть,
Пока ее испуганное воображение рисовало картины одну мрачнее другой, дверь спальни открылась, и вошел Филип собственной персоной. Он выглядел невероятно красивым в бледном утреннем свете. Чисто выбритый, в темно-синем сюртуке из тонкого сукна, белом шелковом жилете, расшитом золотом, черных облегающих панталонах, он излучал силу, уверенность и беспечную властность высокородного дворянина. Его черные волосы были гладко зачесаны и блестели, накрахмаленная сорочка казалась ослепительно белой на фоне его смуглой кожи. Он запер за собой дверь и загадочно взглянул на Камиллу.
Сердце девушки сильно забилось, и она невольно натянула простыню до подбородка. Невозможно было определить по выражению его лица, что у него на уме.
Филип подошел к кровати и остановился, молча глядя на Камиллу.
Она открыла было рот, чтобы сказать «Доброе утро», но он внезапно присел на край постели и заговорил первым:
– Я прошу прощения, Камилла.
Сердце Камиллы застучало еще сильнее.
– За что? – спросила она упавшим голосом.
Она надеялась начать этот день сладкими поцелуями и нежными словами. Все, что угодно, только не эта холодная официальность.
– Вчера ночью я совершил ошибку. То, что случилось, – моя вина. Мне не следовало… – Голос его прервался, и Камилла увидела, как дергается мускул на его щеке. – Этого не должно было произойти, – медленно произнес он. – И больше это не повторится. Виной всему проклятое безрассудство Одли, Камилла, и мое неумение владеть собой. Я полностью принимаю на себя всю ответственность.
Так же, как он принял на себя всю ответственность за то, что сбил ее на дороге Эджвуд-лейн? Он думал о проведенной вместе с ней ночи как о каком-то несчастном случае. Настроение Камиллы окончательно испортилось.
Значит, он действительно всего лишь использовал ее, наслаждался ее телом, как наслаждался бы телом любой другой женщины, подвернувшейся под руку. То, что этой женщиной оказалась она, Камилла, не имело никакого значения. Им руководила одна лишь похоть. И теперь ему остается только сожалеть о своем безрассудном порыве.
– Постарайтесь об этом забыть! – Голос Камиллы звучал спокойно и даже слегка небрежно, в то время как ее сердце разрывалось от боли. – Я сама этого захотела. Вы меня ни к чему не принуждали. – Пронзительный неискренний смех сорвался с ее губ. – Моя одежда. Пожалуйста, дайте мне одежду.
Филип повиновался. Он чувствовал себя таким неловким и несчастным, как никогда в жизни. Наклонившись, он поднял с пола одежду и протянул ее Камилле. На секунду его охватило сомнение: ее глаза, всегда такие яркие, сияющие, сейчас казались потухшими. Взгляд их был печален. Филипу вдруг захотелось заключить ее в объятия, крепко прижать к себе, быть с ней нежным. Но это было невозможно. Больше между ними не должно быть близости. Он собирается жениться на Бриттани Девилл. Камилла знает об этом, напомнил он себе с отчаянием, и знала все время.
Черт возьми, во всем виноват он! Ярость на собственную слабость охватила его. Вчера ночью Камилла Брент оказалась в его объятиях, и он не устоял перед очарованием этой женщины.
Теперь он ненавидел себя за то, что потерял самообладание. Но он постарается загладить свою вину перед Камиллой, будет продолжать расследование, которое уже начал вчера после того, как она рассказала ему о своем талисмане.
Это самое меньшее, что он может сделать.
– Я должна вернуться к себе в комнату. – Одной рукой Камилла прижимала к себе одежду, которую ей подал граф, другой придерживала простыню. – Слуги начнут болтать, если…
– К черту слуг, Камилла. Я беспокоюсь о вас. – Он схватил ее за плечи так неожиданно, что простыня соскользнула с ее плеч, явив его взгляду полные, округлые груди.
Филип тотчас же отпустил Камиллу и отступил назад.
– Пожалуйста, уходите, чтобы я могла одеться в одиночестве, – поправляя простыню, проговорила она, ненавидя себя за алый румянец, заливающий ее щеки. Теперь Камилла чувствовала себя совершенно униженной. – Почему бы вам не… поехать навестить леди Бриттани… или… или покататься в Гайд-парк, или понюхать табаку – сделать что-нибудь, что у вас, людей из высшего света, так виртуозно получается, и не оставить меня в покое!
Вот он и разрушил возникшую было между ними дружбу. Филип усмехнулся с горьким презрением к самому себе: а чего он ожидал?
Выражение его лица стало жестким.
– Вы хотите уехать? Аннулировать наше соглашение и отправиться в Париж? Что ж, я не стану вас удерживать. – Он сделал глубокий вздох. – Вы должны меня ненавидеть.
Ненавидеть его?
В Камилле проснулась гордость, и неожиданно она заговорила с графом в том же тоне, в котором обычно разговаривала с Диббсом:
– Мои личные чувства здесь ни при чем. У нас деловое соглашение, и я не желаю его нарушать. Если вы, конечно, хотите продолжить наше сотрудничество.
– Я хочу продолжить.
– Договорились. А теперь уходите, пожалуйста. Скоро полдень, – Камилла с вызовом посмотрела на графа, подбородок ее был вздернут.
Она высокомерна, как герцогиня, отметил Филип, одновременно забавляясь и испытывая отчаяние. Потом резко повернулся и направился к выходу.
Но он не мог заставить себя забыть о том, как простыня соскользнула с ее плеч, обнажая соблазнительную грудь. Он оглянулся. Если бы она только знала, как страстно ему хочется сорвать с нее снова эту простыню и сжать в объятиях ее обнаженное тело. Проклятие, если бы она только знала, как прекрасны ее рассыпавшиеся по обнаженным плечам волосы, ее матовая кожа, только и ждущая его прикосновений.