Долгое дело
Шрифт:
Старший следователь пошевелил пальцами бумаги, как бы показывая, что они под руками и дело за её официальным заявлением.
— Деньги в книгу спрятала я.
— Зачем? — спросил Антимонин заигравшим голосом и как-то расправил плечи, словно за спиной у него были крылья, которые сейчас ему понадобятся.
— Копила на телевизор.
— У вас до сих пор нет телевизора?
— Сергей был против.
— Почему?
— Считает телевизор лишь информатором.
— И хорошо.
— Он считает, что
— Оригинально. Но ведь информация — это развитие.
— Сергей говорит, что обилие информации вредит творчеству.
— Оригинально, — заключил Антимонин, разглядывая её, словно всю эту теорию придумала она.
Лида вдруг увидела в лице следователя то незримое осуждение, которое замечаешь бог весть по каким приметам. Что же она делает? Ей хотелось, чтобы он оценил самобытность взглядов Сергея и стал думать о нём лучше. Но вышло наоборот. Не зная этого человека, она пришла открыто, а тут надо хитрить…
— Почему ж Рябинин на допросе не сказал, что деньги для телевизора?
— Он не знал.
— Муж — и не знал?
— Я хотела потихоньку купить и поставить. Он бы смирился.
— И долго копили?
— Месяца три откладывала.
— Кто-нибудь знал?
— Нет, никто.
— Тогда чем объяснить, что заявивший о взятке знал номера купюр?
— Да?
Вот как они ловят… Наверное, так ловил и Сергей. Больше он не будет. После этой истории он сразу же уйдёт с работы, уйдёт от преступников и от такого вот своего коллеги, к которому нельзя прийти с открытой душой. Она встанет перед Сергеем на колени и будет стоять до тех пор, пока он не напишет при ней заявление об уходе. Пусть работает библиотекарем — он любит книжки. Пусть вернётся в геологию, к Гостинщикову техником.
— Я сказала не так.
— Ну, скажите так.
— Деньги я одолжила у разных людей, и номера мог кто-нибудь подсмотреть.
— Назовите этих людей, — попросил Антимонин и сделал бездельное движение рукой якобы за бумагой, чтобы записать фамилии.
— Да?
Некрасивая жена у Рябинина, немодная. В каком-то платочке, в какой-то бабушкиной кофте. Глаза кошачьи, иногда вроде бы зеленеют. Скуластенькая. Ведёт себя странно: не то рассерженно, не то обиженно. Ей бы просить, ей бы заплакать. А она врёт и не краснеет.
Лида даже не краснела. Боже, что говорить дальше? Да в надо ли — он не поверит, что бы она ни сказала. Не солнечный день, а его одолевает блеск, который прыгает с очков на рот, на золотые зубы. Она даже не краснеет. Умирающий не краснеет — он кричит.
— Я сказала не так…
— Скажите так.
— Я нашла эти деньги на улице и спрятала в книгу.
— Где, когда?
— Позавчера, на улице… Суворова, у сберкассы… лежат пачечкой на асфальте…
— А прохожие?
— Идут и не видят. Я и подняла.
— Кому-нибудь говорили про находку?
— Никому.
— Как же об этом узнал заявитель?
— Могли мне нарочно подкинуть, чтобы потом заявить…
— Допустим. А как же подкинувший узнал, что вы их положите в четвёртый том сочинений Тургенева?
— Да?
— Товарищ Рябинина, вы же не умеете врать.
— Нет, умею!
— О, да вы и наивны.
— Разве это плохо? — вызывающе спросила Лида, уже не зная, что говорить я что дальше делать.
— Наивность хороша только в сочетании с юностью.
— Или с мудростью.
— Наивность у взрослого человека — это глупость.
— По-моему, все хорошие люди очень наивны…
— В чём вы хотите меня убедить?
Он почему-то рассердился. Когда она говорила неправду, следователь лишь поигрывал блеском очков и терпеливо слушал. Неужели он думает, что она его поучает? Боже упаси. Ей ли до споров…
— Сергей попал в эту историю по своей наивности.
— «Наивный следователь» звучит, как, скажем, «застенчивый боксёр». И как можно брать взятки по наивности?
— Да не брал он!
— Мог потихоньку от вас…
— Я жена.
— И жёны не всё знают.
— Это не жёны, а сожительницы.
Хорош трёп, но его пора кончать. Не смогла сочинить версию подостовернее, которая пригодилась бы Рябинину. Скажем, тому же адвокату. Не могла поискать кривых и солидных путей с выходом, скажем, на того же заместителя прокурора города. Впрочем, если её приодеть, она бы гляделась. Сколько же ей лет?
— Неужели вы Сергея… не чувствуете? — тихо спросила Лида, отбросив все хитрости и уловки.
Антимонин неожиданно рассмеялся, отчего блеска на его лице прибавилось.
— Чувства я берегу для свиданий…
— Но как же можно узнать, не почувствовав?
— А чего я в вашем муже не почувствовал? — спросил он, снова оживая плечами, пока ещё бескрылыми.
Ему вдруг пришла дальняя мысль: докладывая заместителю прокурора города, он доложит и об этом визите. Жена Рябинина выдвинула три версии появления денег, что говорит о желании запутать следствие. Надо бы её слова запротоколировать.
Лида увидела, как вежливая скука Антимонина растворилась во внезапном интересе. Всё-таки она на правильном пути — нужно рассказать о Сергее подробнее. Что они знают тут друг о друге? Да ничего. Рассказать что-нибудь такое, что говорит о душе. Но чтобы он понял. О душе и о работе. Но что же, господи?..
— Вы знаете, Сергей кого-нибудь арестует и расстроится.
— Из-за преступника?
— Он докажет вину человека, а потом ходит и переживает.
— Ничего не понял. В этом и заключается наша работа — доказать вину преступника.