Долгое лето

Токацин .

– Что-то случилось?
– осторожно спросил он и только сейчас понял, что Нецис говорит вслух и во весь голос.

– Ночью к нам приходили, - Некромант ткнул носком сапога плиту, опустившуюся над пустой могилой. На чёрном базальте, поверх угловатых змей, спиралей и туманных прядей, высеченных в камне, поблескивали глубокие свежие царапины. Кто-то располосовал твёрдую плиту, как листок велата.

– Это следы от когтей умертвия, - Нецис провёл пальцем по рубцу. Фрисса передёрнуло.

– Учуяли, - поморщился он.
– Но... им же не удалось сдвинуть плиту? Я думал, мертвяки сильные.

– Аххса... Если бы умертвия хотели, они бы легко открыли гробницу, - покачал головой Нецис, - и проснулись бы мы уже в Кигээле. Но Кэйшес, при всех своих недостатках, великодушен. Это было предупреждение... а теперь нам, Фрисс, придётся идти и говорить с Кэйшесом. Как я ни хотел этого избежать... Странно, что он меня не вспомнил. Мне казалось, он не лишён благодарности...

Маг тихо вздохнул и жестом поманил к себе Хинкассу.

– Там не самая приятная местность, Алсаг. Ни к чему тебе пачкать лапы.

Фрисс посмотрел на кота, превращённого в летучую мышь, и про себя позавидовал ему. Речник бы сейчас не отказался стать чем-нибудь незаметным, но шустрым.

– Может, уйдём отсюда?
– нерешительно сказал он.
– Нам не нужно ничего от этих руин. Умертвия не погонятся за нами...

– Погонятся, Фрисс, - качнул головой Некромант.
– И будут идти по следу, пока не застанут врасплох. Иди за мной, будь учтив со всеми и не хватайся за оружие, пока не увидишь, что всё потеряно. Мы постараемся разойтись с Кэйшесом мирно.

...Это была не площадь - скорее, равнина меж оплывших, занесённых грязью и поросших талхисом холмов. Из-под слоя влажной, проседающей под ногами земли и лап ползучего мха насмешливо скалились догнивающие черепа, кое-где над серо-чёрной гладью вздымались остатки толстых каменных стен, разбитые статуи, опоры из-под светильников. Под ногами Речника - не слишком глубоко в грязи - были широкие ступени. Он спустился на дно расколотой на части гигантской чаши - и мшистая равнина теперь лежала перед ним, неестественно широкая, как одна из площадей Старого Города.

Впереди - в пяти, а то и в шести сотнях шагов от Фрисса - над грязевой топью возвышалась оплывшая громада чёрной ступенчатой пирамиды. Она не была очень уж высокой - куда ниже вытянутых в высоту башен Текиоу - но Фриссу казалось, что это строение, перенесённое на любой участок Реки, закрыло бы собой его от края до края, а Реку - от берега до берега. В огромных чёрных ступенях зияли квадратные проломы с торчащими по краям шипами. На некоторые шипы были нанизаны черепа, украшенные яркими лентами. По стенам, прорастая сквозь камень, стелился разноцветный мох, древняя башня тонула в нём. Фрисс вспомнил, где он такое видел - на границе Кигээла, на берегу Озера Мшистых Гор...

– Это Гинэт, - вполголоса пояснил Нецис, указывая на залитую грязью равнину.
– Тут лежит много костей. Великолепный полигон и лучшее место для раскопок во всём Талкенноре.

Он шёл по грязи и мху легко, не чавкая и не оставляя следов. Речник пробирался следом, утопая по колено в чёрной жиже. Она пахла гнилой травой и кровью... и всё же под ней Фрисс уловил тихий шелест чистой воды. Где-то совсем рядом были родники, берущие начало из подземных озёр - таких глубоких, что ни мертвякам, ни Змею-с-Щупальцами не добраться до них и не осквернить их.

– Ахххса!
– вскрикнул Некромант, оскальзываясь на незаметном под слоем мха черепе и с размаху падая в грязь. Речник утёрся и подхватил его под руки. Он хотел что-то сказать, но маг до боли стиснул его запястья и кивнул в сторону. Фрисс поднял взгляд и обомлел. Вокруг клубился мрак, а в нём горели белым огнём неживые глаза. Умертвия сомкнули кольцо, их теневые плащи переплетались, и пересчитывать их Речник не стал - и так было ясно, что мертвецов слишком много на двоих живых.

– Ксатот ил тэнэх, - произнёс Некромант, склонив голову. Фрисс, запинаясь, повторил за ним. Губы не слушались, и не от страха - их сковал холод, невыносимый холод, исходящий от орды нежити.

– Кэ ил тэнэх ксатэйри, - прошелестело несколько голосов. Одно умертвие шагнуло вперёд, подняло костлявые руки - длинные изогнутые когти сверкнули на пальцах - и сняло капюшон, обнажив череп, обтянутый высохшей бронзовой кожей, и седые волосы, перетянутые яркими нитями и сколотые перьями. Чёрные полосы пересекали неподвижное лицо, в глазницах плескалось белесое пламя.

– То-инх тарниат у-Кэйшес, - спокойно сказал Нецис, повернувшись к мертвецу.
– Иллонур шэн венгэйя, та-а?

– То-венгэйя, - высохшие губы едва заметно шевельнулись.
– Инэх ферот ину.

Умертвие накинуло капюшон и отвернулось. Нецис тронул Речника за руку - пора было идти.

Нежить расступилась, кутаясь в плащи мрака и тая вместе с ними. Двое немёртвых подошли к путникам. Фрисс стиснул зубы, когда ледяная полупрозрачная рука легла ему на плечо, и с трудом сдержал вопль, когда умертвие ладонью закрыло ему глаза. Он медленно брёл на ощупь, дрожа от холода. Под ногами чавкала грязь, потом подошвы коснулись твёрдого камня. Неподалёку дрогнула земля и жалобно заскрипели какие-то механизмы. Речник шёл, направляемый мёртвой рукой, и ему казалось, что идёт он уже целую вечность. Откуда-то нестерпимо воняло тухлым мясом и запёкшейся кровью, чем дальше, тем запах становился сильнее.

Когда мертвец убрал ладонь с его лица, Фрисс заморгал от хлынувшего в глаза света и только через несколько мгновений понял, что стоит посреди сумрачного зала, едва-едва озарённого неживым свечением серебристого мха. Мох свисал с потолка и причудливыми узорами расползался по базальтовому полу. Среди мерцающих ковров на циновках, совершенно не тронутых тлением, лежали самые разнообразные вещи.

Фрисс изумлённо мигнул. Золотые и серебряные ожерелья искусной работы подмигивали ему гранями самоцветов, идеально наточенные клинки из стали и иприлорской бронзы лежали рядом с плоскими палицами Нерси, утыканными каменными лезвиями, среди странных, бесполезных на вид костяных цепов и жезлов. И тут же были разложены черепки неведомых сосудов, облезлые шкуры и обрывки тряпья, поломанные перья, кое-как скреплённые цветными нитками, и рыболовные крючки из тройных шипов какого-то местного куста. Всё вместе напоминало любой из рынков Кецани... разве что даже в Кецани не стали бы торговать битыми горшками.