Долгое лето

Токацин .

– Вута!
– ещё один форн, в разодранной накидке, из-под которой виднелся плетёный доспех, протянул к нему руку.
– Так нельзя.

– Наши ранены, наша вода испорчена!
– вскрикнул Вута, вцепляясь двумя руками в свои лохмотья.
– Из-за них, из-за этих чужаков! Нельзя оставлять их!

– Ты смотришь на них одежду, - с неприятной ухмылкой заметил форн.
– Отойди, Вута. Это не твоя одежда. Форнэй! Стерегите их, но не трогайте! Пусть решает Шафагат.

При упоминании этого имени гам на площади утих, как по волшебству. Все форны повернулись к говорящему, потом, как по команде - к чёрному, ничем не прикрытому входу в дом с колоннами. Там скрылся отряд наиболее потрёпанных, порванных, вляпавшихся в сок... и туда же унесли форна, который сам не мог идти.

– Пусть Шафагат решает, - склонил голову форн в лохмотьях.
– Я не спорю.

Отчаянный звон и дребезжание пронеслись над площадью. Форн в плетёных доспехах посмотрел на дом - шум шёл именно оттуда, и странные вспышки бегали по камням высокого крыльца. Форн кивнул и повернулся к Фриссу.

– Знорк! Положи оружие на камень. Ты, колдун, сделай так же. Шафагат хочет взглянуть на вас. Гицка! Отведи их в крепость.

– Мы не враги, и зла вам мы не хотели, - сказал Речник, положив перевязь с мечами на обелиск. С досадой он заметил, что его голос звучит невнятно. Брызги сока, похоже, попали и на щёки, теперь опухло и лицо.

– Он отравлен, - кто-то из форнов внимательно посмотрел на ноги Речника.
– Трава укусила его. Это плохо...

– Шафагат решит, что делать с ними, - махнул рукой форн в доспехах.
– Форнэй! Довольно галдеть! Идите сюда, все, кто видел Ил-Хси...

Фрисс переступил через высокий порог, держась за руку Нециса. Изнутри в лицо ему ударил горячий ветер. В доме было ещё жарче, чем снаружи.

Каменные чаши, наполненные кей-рудой, освещали коридор со множеством дверей, заложенных до половины и прикрытых циновками. Фрисс уловил запах жареных грибов, пряностей и печёных плодов Чинпы - и, как ему померещилось, чего-то наподобие кислухи или даже нийока.

Последняя завеса, толстая, многослойная, закрывала дверь, в которую прошёл бы, не пригнувшись, даже Гедимин. Из-за неё слышались приглушённые голоса, время от времени прерывающиеся гулким рёвом. Гицка, передав арбалет одному из форнов-стражей, откинул завесу и остановился на пороге.

– Шафагат!
– пронзительно закричал он.
– Мы привели знорков!

– Дай им войти, - прорычало невидимое существо.
– Кто ещё ранен?

– Никто больше, - покачал головой Гицка.
– Но все забрызгались. Всем войти сюда?

– Если могут ходить - пусть ходят под солнцем, - рык существа стал тише и спокойнее.
– Это для Вуты, и будет ещё.

Двое форнов отдали Гицке закрытый сосуд - небольшой, покрытый сажей, но и под копотью Фрисс узнал речное стекло.

– Шафагат! Эвча спрашивает, что делать с озером, - не спешил уходить Гицка. Существо громко вздохнуло.

– Есть вода в колодце. Пусть все знают, что озеро отравлено. Эвче скажи - после дождей очистится.

"Дела..." - покачал головой Речник. "Чего я не хотел, так это портить чужую воду. Хватит ли сил это исправить..."

– Идите сюда, знорки. Встаньте там, где я могу видеть вас, - сказало существо, и Фрисс, отодвинув Гицку с дороги, первым вошёл в сумрачную залу.

Эта комната была велика и для форнов, и для людей. Речник даже не сразу заметил, где разместились раненые и те, кто пришёл с ними. У стен, на постеленных одна на другую циновках, могли бы устроиться все форны с площади, и ещё осталось бы место. Огненная чаша источала багровый свет и прозрачный дым, а рядом с ней в огромном каменном кресле сидел ярко-красный дымящийся Скарс.

Ему было немало лет - Фрисс видел выцветшие пятна на красной коже, поломанные шипы, страшные шрамы, нелепый обрубок, оставшийся от уха... Хвоста у Скарса не было вовсе. Двое форнов устроились рядом на подлокотнике и смотрели на плечо демона. Что-то раздувшееся, пятнистое, с трепыхающимися плавниками присосалось к нему. Фрисс удивлённо мигнул, узнав одну из огромных болотных пиявок. Такие твари бесшумно летали над затопленным лесом - и Речник ни за что на свете не подпустил бы такую пиявку к себе.

Один из форнов перехватил пиявку поближе к челюстям и приложил к её хвосту дымящийся осколок кей-руды. Тварь дёрнулась, но всё же отцепилась и повисла в его руке, раздувая бока. Форн сунул пиявку "головой" в проворно подставленный кувшин и сжал двумя руками посреди туловища, выдавливая из неё выпитое. Второй вытряхнул из шевелящегося мешка ещё одну пятнистую тварь. Скарс покосился на него и оскалил клыки.

– Фенра! Иди отсюда - и учись уже экономить реагенты! Тем, что ты из меня сегодня выцедил, десять городов опоить можно.

– Прощения просим, - неловко поклонился форн, бросил пиявку обратно в мешок и спрыгнул с подлокотника, одновременно отбирая у второго форна "опустошённое" существо. Кувшин унесли к стене и спрятались с ним за огненную чашу. Фрисс услышал бульканье, шипение и плеск и почуял запах горелого мяса и окалины.

– Знорки, - Скарс перевёл взгляд на пришельцев.
– Знорки, пришедшие издалека... Я Шафагат, повелитель Кьюскена, и вы на моей земле. Кто вы такие?

– Я Нецис Изгнанный, - склонил голову Некромант.
– Силы и славы тебе, властитель.

– Я Фриссгейн, посланник Великой Реки, - сказал Фрисс, пытаясь чётко выговаривать слова.
– И со мной Верительная Грамота.

Он сунул непослушную руку в сумку, но футляр никак не нашаривался. Пальцы жгло, а времеанми они утрачивали чувствительность. Шафагат снова показал клыки, его глаза недобро сверкнули.

– Здесь не Великая Река, - сказал он, выдохнув дым.
– Оставь свои поиски. Некромант и водяной маг... Вы спасались от Ил-Хси на моей земле, так? Вы спасли свои жизни, да, но моему городу это дорого обошлось. Мои воины были ранены, защищая вас. Озеро Кюска наполнилось ядом, и одним богам известно, когда его вода очистится. И к тому же... Гицка! Что там ещё?!