Долгое падение
Шрифт:
— Черт, я всю ночь не спал, думал о том парне, — сказал Джей-Джей. — Что с ним такое произошло?
— Наверное, он просто слишком близко все принимал к сердцу, — предположила Джесс. — Он был похож на человека, которые слишком резко на все реагирует.
— Ты очень наблюдательна, Джесс, — сказал я. — Я не успел толком его разглядеть, но он, конечно, не был похож на человека с серьезными проблемами. Правда, он потом спрыгнул с крыши. Но если у него и были проблемы, то с твоими им не сравниться.
— Об этом
— И? Каково это?
— Ну… — замялась Морин. — Нормально. Но некоторых я не могла понять.
— Например?
— Когда люди кончали с собой из-за денег.
— Я должна целой куче людей, — гордо заявила Джесс.
— Может, тебе стоит задуматься о самоубийстве, — предложил я.
— Там немного, — объяснила Джесс. — Двадцать фунтов там, двадцать фунтов сям.
— Все равно. Долг платежом красен. А если ты не можешь раздать долги… Возможно, стоит выйти из затруднительной ситуации, сохранив хотя бы честь.
— Эй, послушайте, — одернул нас Джей-Джей, — давайте не будем отвлекаться.
— От чего? Не в этом ли вся проблема? Что не от чего отвлекаться?
— Давайте не отвлекаться от того парня.
— Мы о нем ничего не знаем.
— Нет, но… Не знаю. Мне кажется, это важно. Он сделал то, что собирались сделать мы.
— А мы вправду собирались?
— Я собиралась, — сказала Джесс.
— Но не сделала.
— Ты на меня уселся.
— Но когда я тебя отпустил, ты все равно ничего не сделала.
— Ну… Мы поехали на ту вечеринку. А потом поехали отдыхать. Ну, сам знаешь… Одно, другое, третье.
— Это ведь ужасно! Надо тебе выкроить время и сделать запись в ежедневнике. А то ведь так и будешь жить дальше.
— Заткнулся бы.
— Ребята, ребята…
И опять я позволил Джесс втянуть себя в совершенно недостойную перебранку. Я решил вести себя более чинно.
— Подобно Джей-Джею, я всю ночь размышлял о случившемся.
— Козел.
— И пришел к следующему выводу: мы не собираемся всерьез покончить с собой. Мы никогда не собирались этого делать всерьез. Мы приблизились к краю чуть ближе, чем некоторые, но нам ни за что не дойти до той грани, которую переходят другие. И это нас всех в некотором смысле объединяет.
— Согласен. Нам хана, — сказал Джей-Джей.
— Я что-то не совсем поняла, — смутилась Джесс.
— Все, конец, — объяснил я. — Вот наш мир.
— В смысле?
— Это наш мир, — взмахнул я руками. Этим жестом я охватил и нас, и дождь за окном — то есть все, что весьма красноречиво свидетельствовало о нашем тогдашнем состоянии. Потом добавил: — Все, конец. Выхода нет. Даже выход для нас — не выход. Это не для нас.
— Херня какая-то, — разозлилась Джесс. — И я не буду извиняться, Морин.
— Вчера я хотел рассказать вам, о чем прочитал в одном журнале. О самоубийствах. Помните? В общем, там говорилось, что кризисный период длится девяносто дней.
— Кто такое сказал? — спросил Джей-Джей.
— Автор статьи, суицидолог.
— Это профессия такая есть?
— Почему бы и нет?
— Не важно. И что с того? — не поняла моей мысли Джесс.
— У нас прошло сорок шесть дней из девяноста.
— А что случается после этого?
— Ничего особенного не случается, — ответил я. — Просто… Все меняется. Сама организация всего того, что делало жизнь невыносимой, меняется. Она словно смещается. Это такая астрология, только применительно к настоящей жизни.
— Но ведь у тебя ничего не изменится, — возразила Джесс. — Ты все равно останешься телеведущим, которого выгнали с телевидения, который попал в тюрьму за секс с пятнадцатилетней девицей. Этого никто не забудет.
— Да. Ладно. Если тебе будет легче, я готов признать, что в моем случае теория про девяносто дней не работает.
— Да и Морин она тоже не поможет, — не успокаивалась Джесс. — И Джей-Джею. Я, правда, могу измениться. Я вообще изменчивая.
— В общем, я просто предлагаю снова перенести дату нашего расставания. Понимаете… Да, я о вас немного знаю. Но сегодня утром понял, что не готов сейчас остаться в одиночестве. Забавно, конечно, ведь никто из вас мне особенно сильно не нравится. Но, похоже, вы… Похоже, вы — это то, что мне сейчас нужно. Это как если вам нужно есть больше овощей или пить больше воды. Что-то из этой серии.
Все заерзали, и я воспринял это как проявление солидарности, пусть и без особого энтузиазма.
— Спасибо тебе, — сказал Джей-Джей. — Очень трогательно. Когда кончаются эти девяносто дней?
— Тридцать первого марта.
— Вот так совпадение, — удивилась Джесс. — Ровно три месяца.
— И что?
— Ну, как-то это несерьезно. Ненаучно, что ли.
— А если бы речь шла о восьмидесяти восьми днях?
— Ну да. Это было бы более научно.
— Нет, я все понял, — прервал нас Джей-Джей. — Три месяца — это правильный срок. Каждое время года длится три месяца.
— Весьма похоже на правду, — согласился я. — Особенно если учесть, что всего четыре времени года, а в году ровно двенадцать месяцев.
— Так что мы вместе перезимуем. Это круто. Ведь именно зимой накатывают все грустные мысли, — объяснил Джей-Джей.
— Похоже на то, — снова согласился я.
— Но нам нужно что-то делать, — задумался Джей-Джей. — Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока закончатся эти три месяца.
— Типичный американец, — сказала Джесс. — А что ты хочешь сделать? Забросать бомбами какую-нибудь несчастную маленькую страну?