Долгое прощание
Шрифт:
– А посетители твои ушли?
– Не то слово - умчались.
2
– Ты их видишь?
– испуганно прошептал Игорь и сжал её пальцы в своей ладони.
– Кого?
– удивилась Марина и попыталась вытащить пальцы.
– Да вот же они...
Но на вытоптанной поляне никого не было.
– Пусти меня, дурак. Больно же.
Игорь отпустил её пальцы.
– Смотри, что натворил, - Марина пошевелила слипшимися пальцами у его лица.
Пальцы местами побелели.
– Там была Идалия Полетика.
Марево пропало. Весь пригорок Сороти прозрачно светился берёзами. Тропинка с песчаной косы поднималась сюда, к полянке, заросшей крапивой в рост человека. Мало кто знал, что внутри этих жгучих зарослей кем-то была выкошена и вытоптана ещё одна небольшая полянка, во вход на которую, заметный только для знающих, стояли, укутавшись в пляжные подстилки, Игорь и Марина.
– Чш-ш-ш! Вот же, исчезают... Размываются...
– Ты скоро свихнёшься со своим девятнадцатым веком!
Они расстелили на полянке подстилки и уселись на них.
– У нас в школе был знакомый по фамилии Политика. Все в классе хохотали, когда историчка объявляла тему "Внешняя и внутренняя политика где-нибудь там..." - Игорь попытался поцеловать её, но она увернулась.
– И кто эта Политика?
– Так сразу не расскажешь. Из окружения Пушкина. Да Бог с ней!
– Игорь снова попытался поцеловать Марину; она приподняла плечо, защищаясь.
– Ну чего ты?
– Не сейчас.
– Слушай, давай поженимся. Мне надоело прятаться по кустам, скрываться. Я тебя очень люблю, ты себе не представляешь - как.
Марина улыбалась.
– Чего ты смеёшься? Я, честное слово, вот руку отсеки, не смогу без тебя и дня. И часа.
– Нет-нет-нет...
– В Питере у меня квартира, дедова квартира, но записана на меня. Я работу найду. Мне в библиотеке предлагали... Там в подвалах сундуки не разобранные... Описания составлять. Платить будут полную ставку.
– Ну, если полную...
– Я после универа туда часа на четыре-пять, а потом с тобой...
– Со мной что?
– Выходи за меня!
– угрожающе проговорил Игорь.
– А то я пойду к твоим родителям и буду просить руки и сердца по традициям прошлых веков! Или по традиции Кавказа: невесту надо вначале украсть.
– Ах, как романтично!
Игорь начал ласкать девушку, целуя ей шейку и горлышко. Она уже не уворачивалась, а, жмурясь, подставляла. Каким-то образом - ну, кто бы мог подумать каким!
– лифчик расстегнулся, и губы Игоря заскользили всё ниже и ниже.
– Кто-то идёт...
– прошептала Марина и натянула бретельки на плечи.
Игорь, в совершенно туманном состоянии, проговорил:
– Да провались они...
– Пора-пора-пора...
– Я сейчас лопну.
Марина опять засмеялась.
– Не сегодня.
Она снова закуталась в пляжную простыню и стала протискиваться в высоких зарослях крапивы.
– Ау! Ты где?
– закричала она.
Игорь с рычанием вырвал несколько стеблей крапивы и стал хлестать себя по спине. Потом рванулся сквозь стену зарослей, которые ошпаривали его как рухнувший демократический централизм - снизу доверху и сверху донизу.
– Ты рехнулся, что ли?
– с испугом спросила Марина.
В вечереющем небе они вернулись в Носово.
– "Голова Мышлаевского была привлекательна красотой давней, настоящей породы и вырождения", - вспомнил Игорь "Белую гвардию". Однако Мышлаевскому было далеко до Марининой сестры: девушка была инвалидом первой группы. Спина у Игоря, ноги, руки чесались и покраснели. Казалось, что и уши тоже. Ягодицы, по крайней мере, чесались невыносимо.
– Ты где пропадала?
– спросила мать строго.
– Мы из-за тебя в Петровское не поехали.
– А там, между прочим, сегодня экскурсию вёл сам Сергей Степанович, - губы отца Марины были пухленькими, "бантиком", словно он держал во рту вишенку; и губы эти были обижены весьма.
– В следующий раз сходите, подумаешь, - легкомысленно отмахнулась Марина; наклонившись над сестрой, она чмокнула её в жирную щёчку.
– Когда - в следующий раз? Ему почти девяносто! Другого раза может не случится вообще!
– с пафосом возвысила голос мать.
– Я уже не говорю о его подвиге: немощный, старик-калека, инвалид войны, жертвует своим здоровьем...
– Молодой человек, - обратились алые бантики в сторону Игоря.
– Я вас настоятельно прошу оставить нашу дочь.
– В конце концов, мне нужна моя фотография с Гейченко для занятий. Личностное отношение к Пушкину просто необходимо проявить на лекциях.
– Ваши прогулки дурно влияют на атмосферу нашей семьи.
"И путешествие в Опочку, и фортепьяно вечерком, - подумал Игорь.
– Ах, какой я аморальный!"
Они шли вдоль центральной улицы Носово. Улица, тёплая летним воздухом и пустынная, наполняла этот воздух вечерним запахом резеды и тополиных листьев. Лишь чья-то "Лада-Самара" с тонированными стёклами чуждо нарушала умиротворенный пейзаж. Если бы не её голубой цвет на фоне серых изб и пыльной дороги, Игорь бы не обратил внимание на машину. "Где-то я её уже видел, - подумал он, - это голубое "зубило"..."
– Дом Ганнибалов!
– продолжала причитать мама.
– Герой Социалистического труда! Лауреат!
"Ограбил две области, чтоб все эти декорации построить...
– возражал мысленно Игорь. - Теперь в этом заповеднике ничего нет: ни производства, ни сельского хозяйства - Пушкин же! заповедник же! Мужики все спились, в лопухах с утра ваяются. Что только ни пьют! Всех разорил".
– Я, собственно... - начал было Игорь.
– Я тебя прошу, - перебила его Марина, прикоснувшись к руке.
– Не надо.
– Да я не о том. Если хотите, я свожу вас в Тригорское, в Михайловское, в Святогорский монастырь. Попрошу у соседа "москвич".
– Ну, зачем, юноша, нам Святогорский монастырь?
– Так как же?.. Там же...
– Оставьте. Открыток накупили - в каждом киоске пачками продают. Мы сюда загорать приехали, дочку оздоровить на свежем воздухе.
– А вы с Мариной гуляете днями. А молоко у бабы Насти мы должны по вечерам вот с коляской таскаться брать!
– губы папы вели какой-то самостоятельный образ жизни: они шевелились, даже когда он молчал, и производили впечатление слюнявости.