Долгота
Шрифт:
Кендалл и Мадж сделали за свою жизнь по три хронометра, Гаррисон — пять; часовщик Джон Арнольд изготовил несколько сотен превосходных морских часов. Возможно, настоящее число его хронометров даже больше: предприимчивый Арнольд частенько гравировал «№ 1» на часах, которые в своей линии были далеко не первыми. Тайна его плодовитости заключалась в том, что он перепоручил всю рутинную работу другим мастерам, а сам выполнял наиболее сложные операции, например тщательную регулировку.
Именно Арнольд ввёл в широкий обиход само слово «хронометр». Придуманное Джереми Такером в 1714 году, оно окончательно закрепилось лишь в 1779-м, когда Александр Далримпл, главный гидрограф Ост-Индской компании, употребил его в названии своей брошюры «Полезные заметки для тех, кто пользуется морскими хронометрами».
«Прибор
Первые три настольных хронометра, сделанные Арнольдом для Комиссии по долготе, были вместе с K-1 переданы капитану Куку и в 1772—1775 годах побывали и в Антарктике, и в южной части Тихого океана. «Превратности климата», как назвал Кук широтные перепады температур, заметно влияли на ход Арнольдовых часов, и Кук в рапорте отозвался о них неодобрительно.
В итоге комиссия отказалась финансировать Арнольда, но это не обескуражило молодого часовщика, а, наоборот, подтолкнуло к новым изобретениям, которые он тут же запатентовал и впоследствии развил. В 1779 году Арнольд произвёл сенсацию, выпустив карманный хронометр, так называемый № 36. Тридцать шестой номер и впрямь помещался в кармане, где Маскелайн с помощниками его и носили в течение тринадцати месяцев, проверяя на точность. За всё это время часы ни разу не дали ошибки больше трёх секунд в сутки.
Тем временем Арнольд спешно расширял производство. В 1775-м он открыл часовой завод в Уэлл-Холле на юге Лондона. Его конкурент, Томас Мадж-младший, тоже попытался открыть завод и выпустил около тридцати копий отцовских хронометров. Однако Томас-младший был не часовщик, а стряпчий, и его часы значительно уступали в точности трём отцовским. И всё же хронометры Маджа стоили втрое больше Арнольдовых.
Джон Арнольд всё делал методично. В двадцать с небольшим он изготовил удивительные миниатюрные часы, меньше дюйма в диаметре, закрепил их в перстне и в 1764 году презентовал Георгу III. Женился Арнольд уже после того, как нажил себе имя и капитал, жену взял не просто состоятельную, но и хозяйственную, готовую к тому же помогать ему в делах. Вместе они вложили все заботы и деньги в единственного отпрыска, Джона Роджера Арнольда, которого с детства готовили к участию в семейном бизнесе. Джон Роджер учился в Париже у лучшего часового мастера, Авраама-Луи Бреге, к которому направил его отец, а в 1784 году стал полноправным партнёром фирмы, получившей новое название — «Арнольд и сын». Однако Арнольд-старший всегда оставался лучшим часовщиком в тандеме. Он фонтанировал новыми идеями, и все они рано или поздно воплощались в часах. Арнольд мастерски упростил то, что Гаррисон придумал раньше, но реализовал чересчур громоздко и сложно.
Главным конкурентом Арнольда стал Томас Ирншоу, человек, с которого берёт начало история современных хронометров. Ирншоу соединил сложность Гаррисоновых часов и массовость Арнольдовых в том, что по праву можно назвать платоновской идеей хронометра. Что не менее важно, он сумел воплотить в миниатюре главное изобретение Гаррисона: часовой ход, который не требует смазки.
Ирншоу недоставало осмотрительности и деловой хватки Арнольда. Он женился на бедной девушке, наплодил слишком много детей, а финансовая безалаберность как-то раз довела его до долговой тюрьмы. Тем не менее именно Ирншоу сумел поставить производство хронометров — до того экзотических штучных изделий — на поток. Вероятно, им двигала нужда: держась одной и той же базовой конструкции (в отличие от Арнольда, которому никак не давала покоя собственная изобретательность), он изготавливал по хронометру в два месяца и тут же обращал их в деньги.
К конкуренции между двумя часовщиками вскоре добавился неутихающий спор из-за авторских прав на главную деталь хронометра — свободный спусковой механизм. Спуск (иначе называемый «ход») — самая существенная часть любых часов, как маятниковых, так и пружинных. Он переводит механизм из состояния «блокирован» в состояние «движение» в ритме колебаний маятника или балансирного колеса. Точность часов определяется в первую очередь конструкцией спуска. Гаррисон придумал для больших часов свой собственный кузнечиковый спуск, затем, в H-4, применил гениальную модификацию
Увидеть спусковой механизм Ирншоу Арнольд не мог, но быстро придумал собственную версию и ринулся с чертежами в патентное бюро. У Ирншоу не было денег, чтобы запатентовать своё изобретение, но были доказательства приоритета в ранее изготовленных часах и в договоре о совместном патенте, который он заключил с известным часовщиком Томасом Райтом.
Спор Арнольда с Ирншоу расколол всю Лондонскую гильдию часовщиков, не говоря уже о Королевском обществе и Комиссии по долготе. Много чернил и желчи извели обе стороны, а также их многочисленные сторонники и противники: одни приводили свидетельства, что Арнольд заглянул в часы Ирншоу до того, как подал заявку на патент, другие утверждали, что это не имеет значения, ведь он ещё раньше пришёл к той же идее самостоятельно. Теперь спор продолжают историки, выискивая аргументы в пользу то одного, то другого изобретателя.
В 1803 году Комиссия по долготе с подачи Маскелайна объявила хронометры Ирншоу лучшими из всех, что когда-либо испытывались в Гринвичской обсерватории. Маскелайн наконец-то встретил часовщика, который пришёлся ему по душе, хотя чем привлёк его этот конкретный «механик» — неизвестно. Так или иначе, королевский астроном на протяжении более чем десяти лет всячески опекал Ирншоу, в частности поручив ему ремонт всех обсерваторских часов. Впрочем, Ирншоу, «вспыльчивый по натуре» (как он сам себя характеризовал), изрядно попортил Маскелайну кровь, вероятно, ещё больше укрепив его неприязнь к часовщикам. Например, Ирншоу негодовал, что часы испытывают целый год, и в конце концов добился своего: срок проверки сократили до шести месяцев.
В 1805 году комиссия присудила Томасу Ирншоу и Джону Роджеру Арнольду (Арнольд-старший скончался в 1799-м) по три тысячи фунтов стерлингов — столько же, сколько вдове Майера и наследникам Маджа. Ирншоу громко (устно и в печати) негодовал, что его обделили, Арнольду же, наоборот, дали слишком много. По счастью, к тому времени он уже не бедствовал: морские хронометры шли нарасхват.
Капитаны Ост-Индской компании и Королевского флота раскупали всю продукцию часовых заводов.
В восьмидесятых, в самый разгар конкуренции Арнольда — Ирншоу, настольный хронометр Арнольда стоил примерно восемьдесят фунтов, Ирншоу — шестьдесят пять. Карманные продавались даже дешевле. Флотским офицерам приходилось платить за часы из собственного кармана, но это мало кого останавливало, как явствует из судовых журналов того времени — в них всё чаще упоминается долгота по хронометру. В 1791 году Ост-Индская компания выпустила новые журналы с заранее отпечатанной графой для показаний хронометра. Многие капитаны по-прежнему полагались на метод лунных расстояний (если позволяла погода и расположение светил), однако хронометры с каждым годом становились всё надёжнее и надёжнее. В сравнительных испытаниях они показывали на порядок более точные результаты, чем метод лунных расстояний, главным образом за счёт простоты использования. Метод лунных расстояний, включавший серию астрономических наблюдений, сверку с таблицами и трудоёмкие расчёты, оставлял слишком большой простор для ошибок.
К концу века Адмиралтейство организовало хранилище морских часов в Портсмуте, в Военно-морской академии, где каждый капитан, отплывающий из этого порта, мог получить хронометр. Однако спрос заметно превышал предложение, и многие капитаны, застав хранилище пустым, вынуждены были по старинке покупать хронометры за свой счёт.
Арнольд, Ирншоу и всё возрастающее число их конкурентов продавали хронометры и в Англии, и за границей. Часы теперь были и на военных, и на торговых кораблях, даже на прогулочных яхтах. Общее число морских хронометров увеличилось с одного в 1737 году до примерно пяти тысяч в 1815-м.