Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

Ларссон Бьёрн

Вот что я осознал и пришёл к выводу, что собрать экипаж и найти капитана, готового попытать счастья, выступив против всего мира, дело непростое. А этому негодяю Хендсу всё трын-трава. Не ему же заботиться о том, чтобы я в один прекрасный день мог купить себе свободу. После Ингленда я накопил девятьсот фунтов. Не пустяк, и я поместил их, как это обычно делалось, в надёжное место, у мастера золотых дел в Лондоне и мог потом получать по векселю наличные во многих местах земного шара. Но этого было недостаточно для спокойной жизни. Не менее трёхсот фунтов в год уходило в те времена на покупку казначейских бумаг, чтобы можно было вести жизнь джентльмена, не шевельнув и пальцем,

если только подобную жизнь можно выдержать. Никто не должен думать, что Долговязый Джон Сильвер вышел в море с Флинтом ради своего удовольствия и от нечего делать, как большинство других.

Найти Флинта было непросто. В то время даже имя его было неизвестно. Я услышал, что какой-то пират, словно в старое доброе время, совершает опустошительные набеги у Антильских островов. Но кто это был и откуда он взялся, никто не знал. И вообще не было уверенности, что речь идёт о пирате. Суда просто исчезали, как казалось, в небытие, и не было оснований обвинять в этом погоду и ветер.

Но потом нашли матросов с американского брига, который подвергся нападению подлинного, действительно существующего, пиратского корабля. Но никто из них не видел капитана и не слышал, чтобы его называли по имени. Лишь только они сами спустили флаг, им пришлось построиться вдоль поручней спиной к пиратам. Некоторые упали на колени и молили о пощаде. Некоторых из них бросили за борт, других сначала провели в трюм, предварительно завязав им глаза, а после высадили на остров, снабдив провиантом, оружием и всем необходимым для выживания.

Через два месяца история повторилась, с той разницей, что все офицеры стали, как говорится, на голову короче за то, что отдали приказ сопротивляться, подвергнув опасности жизнь мирных матросов. Затем появились официальные сообщения испанцев о том, что новый пират захватил и сжёг три их корабля, сохранив жизни только рабам, которые были на тех судах.

Стало совершенно ясно, что в этих водах орудует по крайней мере одно пиратское судно, к тому же с умным и решительным капитаном, команда которого умеет беречь если не чужие, то свои шкуры. Но для простых людей и властей неизвестный корабль стал привидением, внушающим страх, но всё же не вполне реальным, вроде Бога и Сатаны, Святого духа и ангелов. Хотя в данном случае обошлось без священников, которые бы подстрекали народ ко всякой болтовне.

Но как, спрашивал я себя, вступить в разговор с привидением, с тенью, какую представлял собой этот пират?

Я купил старую посудину по завышенной цене. Я нарочно требовал, чтобы моя покупка осталась в тайне, поскольку я, мол, собираюсь зафрахтовать ценный груз и боюсь, что об этом узнают пираты. Как я и рассчитывал, новость распространилась с быстротой молнии. Так быстро, что уже на следующий день Хендс, которому я ни слова не сказал об этом, подошёл ко мне и спросил, верен ли слух, что я купил корабль.

— Чёрт, кто тебе доложил? — спросил я возмущённо.

— Успокойся, — сказал Хендс. — В курсе только я. Мне шепнули по секрету, взяв обещание, что я буду держать язык за зубами. Хотя я знал, что ты позовёшь меня. Ты ведь не обманешь старого Хендса, подумал я.

— Ни за что в жизни, — заверил я.

— Когда отправляемся? — спросил Хендс. — И куда?

— Завтра.

Хендс с удивлением посмотрел на меня своими налитыми кровью блёклыми глазами.

— А экипаж? Оружие? Пушки?

— Пойдём без всего этого.

По виду Хендса нельзя было сказать, что он что-нибудь понял, а впрочем, он выглядел таким же, как всегда, лишь скорчил что-то вроде гримасы.

— Мы отправимся не как пираты. Мы отправимся как приз, — сообщил я.

Больше ничего я не мог сделать. Рано или поздно этот внушающий страх безымянный неуловимый пират пронюхает обо мне и поймёт, что такой лёгкой добычи ему никогда не найти. Но на всякий случай я также распространил слух, что направляюсь к острову Сент-Томас, чтобы там забрать товар, а затем вернуться.

Сент-Томас, говоришь ты, разве это разумно? Да, но я размышлял так: кто же из тех, кто видел меня полуголым дикарём, узнает меня в роскошной одежде? Ведь только служители Бога — священники имели возможность изучать меня вблизи. К тому ж у меня были свои причины, о которых я никому не заикнулся, тем более Хендсу.

На переход от Порт-Ройала до Шарлотты-Амалии ушло десять дней, быстрый переход, если учесть, что на борту находилось всего два члена экипажа. Но Хендс был толковым моряком, когда высыпался после пьянки. Если он не накачивался ромом, то был даже хорошим товарищем, пел, приводил в порядок судно, отстаивал двойную вахту, радуясь, как малое дитя, что вновь вышел в море.

В течение всего перехода мы не видели ни одного паруса и без приключений прибыли в форт Шарлотта-Амалия. Отдали салют мушкетами, так как пушек у нас не было. Это было смешно, но ответ — на два выстрела меньше — мы получили немедленно, как и надлежало. Бросив якоря на рейде, я погрёб к берегу, а Хендс остался вахтенным на борту. Он должен был то и дело появляться на борту в разной одежде, чтобы на берегу думали, что у нас полный экипаж.

Я представился дежурному офицеру крепости, и тот записал меня в книгу донесений под именем Джонсон, спасибо покойному Дефо. Я попросил аудиенции у коменданта, меня в моей роскошной одежде провели к нему, и там я учтиво попросил разрешения пополнить провиант и укомплектовать экипаж. От меня сбежало несколько рабов, сказал я, так что мне нужна замена им. Возможно ли это?

— Смотря по обстоятельствам, — ответил комендант. — У нас на острове семь тысяч чернокожих, но их хватит не надолго, так как сейчас большой спрос на сахар. Владельцы плантаций раскупают поступающие партии целиком, до последнего человека, будь то мужчина или женщина.

— Но… — вставил я.

— Но всегда есть такие, от которых мало проку. Во-первых, это, конечно, больные, а также непослушные и бунтари, у тех ни стыда ни совести. Можете представить себе, капитан, несколько лет тому назад мы получили целое судно с подобными мятежниками. Их подстрекал один белый, которого за попытку поднять мятеж заковали в кандалы в трюме с невольниками в ожидании суда. Ничего подобного у нас раньше не было. Сначала они были податливы, как ягнята, а потом внезапно словно весь остров взорвался. Первый мятежник появился на плантации у священников. Бунт подавили, не дав распространиться. Хороший знак, считали мы, что другие держали себя в руках. Но негодяи замыслили больше, чем мы предполагали, и именно тогда, когда мы думали, что опасность миновала и ослабили охрану, разверзся настоящий ад. Они убили сотню белых, прежде чем нам удалось совладать с ними. Человек сто, женщин, мужчин и детей, они разъяли на части и развесили на деревьях по всему острову.

— А сколько было убитых с их стороны? — спросил я, охваченный ужасом.

— Нисколько, капитан, — сказал комендант и развёл руками. — Ни одного!

— Как же так? — сказал я, конечно. — Неужели подобное возможно?

— Думаю, ни одного, — поправился комендант. — Когда мы усмирили бунт, всё было опять спокойно, тишь да благодать. Несколько рабов сбежали в горы, а именно они всё это затеяли, как утверждали оставшиеся. Мы взяли пятерых, пытали и убили, не добившись ни слова. Ничего подобного у нас прежде не случалось.