Долина костей
Шрифт:
У.: Эммилу? Очень важно, чтобы вы поговорили со мной. Я просто хочу помочь вам.
Д.: (Молчание, одна минута двадцать две секунды.)
У.: Эммилу, что такое? Вы что-то увидели?
Д.: Можно я вернусь в камеру? Мне не хочется больше говорить.
Беседа прекращена по просьбе испытуемой в 11.38.
Лорна Уайз слушает запись в третий раз, сверяясь с расшифровкой, время от времени останавливая пленку диктофона с помощью ножной педали и делая пометки в своем блокноте. Затем она заново прочитывает свой отчет, морщась из-за неудовлетворенности привычным профессиональным жаргоном. Избыточная аффектация. Галлюцинации. Патологические измышления. Внутреннее сопротивление.
Лорна откидывается назад в своем скрипучем вращающемся кресле, сбрасывает туфли и кладет ноги в чулках на стол, потирая глаза. Она находится в комнате, предназначенной для подобных бесед, в ничем не примечательном административном здании на Тринадцатой северо-западной улице, удобном для работы с пациентками как из женского центра предварительного заключения округа Дэйд, так и из основной тюрьмы. Это небольшое помещение размером с ванную комнату богатого человека выдержано в коричневатой палитре, схожей со шкурой дворняги. Есть деревянный стол, кресло для проводящего беседу, стул с прямой спинкой для проходящего собеседование, одно грязное окно с толстенной решеткой и вызывающие раздражение настенные часы. Времени на бесплодные гадания нет, через двадцать минут ей предстоит еще одна беседа. Округ требует, чтобы такого рода вопросы решались динамично. Религиозная мания, это же надо!
Лорна берет свой экземпляр официального справочника по диагностике и статистике – толстенную книгу в бордовой бумажной обложке, содержащую описание симптомов всех нервных и психических заболеваний, и пролистывает его, не надеясь на успех. Нет уж, она такой диагностической формулировки не помнит, а раз не помнит (при том, что выучила этот чертов том практически наизусть), значит, ее там нет. Ну вот, так и есть: ремарка в одну строку, где говорится, что некоторые шизофренические галлюцинации принимают религиозные формы. И дополнение: «В некоторых культурных контекстах галлюцинации могут также являться частью обычного, не патологического религиозного опыта». «В некоторых» означает «не у нас». У нас, с точки зрения авторов, видимо, вообще невозможно стать религиозным маньяком. В Америке даже религия материалистична, и люди, в том числе верующие, уже не видят святых и демонов. Ну а в остальном, не считая этих голосов и видений, Дидерофф никак не может быть шизофреничкой. У нее была работа, никакой истории госпитализации, она явно осознает происходящее, внятно разговаривает, а свое поведение контролирует в не меньшей степени, чем большинство знакомых Лорне специалистов по психическому здоровью.
Итак: исходный диагноз 297.1 – «маниакальное расстройство с элементами мании величия». Последняя связана с религиозными фантазиями: если ты считаешь, что с тобой разговаривает сам Бог, у тебя, согласно справочнику, мания величия.
Лорна заносит этот диагноз в соответствующую строку судебного бланка, в пространстве, оставленном для субъективных заметок, кратко излагает свои впечатления и подкалывает результаты тестов: Роршаха, на психологический тип личности, Вешлера, на коэффициент интеллекта, и остальных, проведенных с Эммилу Дидерофф на прошлой неделе. Теперь ее шариковая ручка колеблется, потому что приходит пора записать магическую формулу, подтверждающую ее профессиональное мнение о том, что пациентка сознает характер предъявленных ей обвинений, равно как и возможные последствия вынесения обвинительного приговора, и что она способна участвовать в процессе и содействовать собственной защите. Лорна ловит себя на мысли о том, что ей не хочется писать это заключение.
Она кладет ручку и снова откидывается назад в кресле. Осталось пять минут, говорят ей часы. Ей вспоминается одно из занятий, которые проводил преподаватель судебной психиатрии профессор Бенике. Во многом благодаря ему Лорна и выбрала эту не столь уж престижную и уж всяко не высокооплачиваемую профессию.
Зимний день в Корнелльском университете, без четверти четыре, солнце скользит за утесы, скудный свет с трудом просачивается сквозь окна, в аудитории темно, тихо жужжит кинопроектор. Он показал им почти весь фильм Карла Дрейдена 1928 года «Страсти Жанны д'Арк». Они внимательно просмотрели киноленту, а потом, когда включился свет, он задал моргающим и щурящимся студентам вопрос: «Итак? Вменяема ли героиня? Забудьте, что она
Дискуссия развернулась интересная. Что сказала она, Лорна?
«Обвиняемая знает, где она находится, сознает тяжесть обвинения, связно и вразумительно высказывается в свою защиту, а потому не имеет значения то, что она слышит голоса. Если мы будем объявлять невменяемыми всех, кто слышит голоса, не будет вообще никаких судебных процессов, потому что, собственно говоря, все мы, в том или ином смысле, ловим какие-то сигналы. Нам ведь знаком голос совести, не так ли? И если некоторые люди приписывают этот внутренний голос неким „внешним“ образам святых, то какое отношение это имеет к вменяемости?»
Однако теперь, после десяти лет работы с несчастными безумцами, все эти случаи представляются ей далеко не столь бесспорными, какими виделись в аудитории или выглядели на страницах учебников по судебной психиатрии.
Доктор Уайз снова просматривает список консультантов. Лорна является лишь одним из экспертов, назначенных уголовным судом округа Дэйд для определения вменяемости данной обвиняемой, и в тех редких случаях, когда эксперты не могут прийти к единому мнению, судья получает возможность или назначить новый состав, или присоединиться к мнению большинства. Однако в тесном мирке психиатров-криминалистов считается дурным тоном оповещать мир о возникших разногласиях, и они в подавляющем большинстве случаев стараются согласовывать с другими свои заключения.
Вздохнув, Лорна откладывает дело Дидерофф, берет следующее и нажимает кнопку, вызывая охранника. По ходу дела она просматривает шапку нового дела и снова вздыхает. О боже! Раздается стук, и в дверях в сопровождении здоровенного охранника появляется знакомая несуразная фигура Ригоберто Мунокса, для которого сегодняшний контакт с экспертной системой уже восьмой. Это коренастый мужчина со спутанными гладкими волосами, кожей цвета старого мешка для овощей и множеством татуировок на толстых руках. Время от времени его лицо искажает странная гримаса, ибо он страдает от дискенезии, развившейся из-за применения торазина и прочих транквилизаторов, которыми этого малого пичкали десятилетиями, пытаясь сделать его достаточно вменяемым, чтобы он мог предстать перед судом. Денег у Мунокса ни гроша, жить ему негде, вдобавок к упоминавшейся выше дискенезии он может похвастаться еще и венерическим заболеванием, но главная проблема, как узнает от него Лорна, заключается в том, что инопланетяне имплантировали ему в живот робота, который постепенно втягивает его половой член в брюшную полость. Робота активируют агенты космических пришельцев, используя приборы дистанционного управления, замаскированные под сотовые телефоны. Однако Ригоберто им не одурачить. Вот почему он здесь, объясняет испытуемый заинтересованной леди; на Флаглер-стрит ему удалось как следует отходить одного из таких агентов шестом с гвоздями, на которые он накалывает мусор, главным образом бумажки, где часто попадаются тайные послания космических пришельцев.
Лорне не требуется много времени, чтобы классифицировать состояние мистера Мунокса как 295.30, шизофрения, параноидальный тип. Охранник уводит его. Лорна знает, что его сопроводят в закрытую палату, накачают под завязку халдолом, выставят, заторможенного и сговорчивого, перед судом, зарегистрируют его заявление о признании вины, приговорят к принудительным работам, а потом вышвырнут на улицу в том же психически нестабильном состоянии, в каком и арестовывали. Рано или поздно он кого-нибудь убьет, и тогда штат Флорида, сочтя его угрозой для общества, спровадит бедолагу на тот свет с помощью смертельной инъекции. Скверно, конечно, но это не ее дело, а Лорна приучилась ограничивать свои соображения зоной собственной персональной ответственности. Она объявляет его неспособным предстать перед судом и подмахивает бланк: подошло время ланча.
Женский туалет здесь крохотный, что и неудивительно для учреждения (тюрьмы), управляемого и заселенного почти исключительно мужчинами. Облегчившись (состояние мочевого пузыря имеет весьма существенное значение для успешной работы судебного психолога), она всматривается в свое отражение в мутном зеркале. На ней желтовато-коричневый хлопковый костюм, и даже нижнее белье выдержано в ненавязчивых бледно-серых тонах. Она объясняет такую манеру одеваться тем, что, имея дело с ненормальными, лучше воздерживаться от кричащих тонов, однако в действительности начала одеваться так задолго до того, как стала психиатром.