Долина костей
Шрифт:
Разумеется, Орни знакомил меня со своим бизнесом. Большинство людей даже не представляют себе, сколь велик объем торговли отечественной марихуаной: в Калифорнии, например, эта сельскохозяйственная культура находится на втором месте после винограда. Как обстоит дело в Виргинии, точно не знаю, но думаю, что по чистому весу урожая конопля не уступала яблокам, что же до доходов, то округ Слэйд не выручал таких денег с тех пор, как закрылись шахты Каледонии. Выращенный нами чистый продукт шел самое меньшее по двести долларов за унцию, то есть мы имели тысячу двести восемьдесят долларов за килограмм, а поскольку отгружали от четырехсот до пятисот килограммов в месяц, то средняя месячная выручка составляла полмиллиона. Семьдесят процентов шло на зарплату и накладные расходы, а чистую прибыль Орни обращал в золото, поскольку считал, что, когда все компьютеры полетят к черту, люди вернутся к старой форме расчетов. Раз в месяц он отправлялся на Роанок, нанимал частный самолет и облетал подконтрольную ему зону. Когда золотых слитков весом в унцию набиралось достаточно,
Уроки бизнеса оставляли мне достаточно свободного времени, так что, когда мне надоедало читать, я гуляла по окрестностям с картой и путеводителем, изучая ландшафт и флору, иногда с Орни, который знал тут все как свои пять пальцев, иногда одна. На скалистом кряже они воздвигли сторожевую башню, и мы порой поднимались туда, чтобы обозреть наши восемь сотен акров. Сверху открывался прекрасный вид на раскинутое одеяло лесов, зеленый цвет крон которых сменялся на золотистый, проплешины, оставшиеся в тех местах, где угольные компании срыли вершины гор, и приорат Святой Екатерины – кучку серо-голубых домишек, прилепившихся к другому холму, отделенному от Бейлис Ноб ущельем Крикенден. Орни как-то сказал, что, когда придет время, мы, может быть, разграбим обитель подобно викингам. Именно тогда, в мою первую проведенную там осень, я увидела снег и, стоя на холодном ветру, оценила тепло чьих-то объятий.
Прошу прощения, вас не интересуют мои восторги, хотя это тот самый случай, когда у зла имелся целый мешок первостатейных соблазнов. Вовсе не так, как в фильмах ужасов, где у очевидного дьявола всегда гадкие желтые глаза, с пальцев срываются языки пламени и он силой взгляда швыряет людей о стены: нет, на самом деле Сатана постоянно выказывает желание позаботиться о вашем комфорте. Это как раз Бог заставляет человека ежиться от страха, прятать лицо, испытывать муки, и именно Он ставит препоны, хотя мне в ту пору это, конечно, было невдомек. А вы не знаете этого и теперь, но, как я уповаю, узнаете.
Что еще? По выходным, в конце рабочей недели, мы разделялись на две команды и играли в пейнтбол, а иногда в беглецов и следопытов: маленькая группа из трех или четырех человек старалась пробраться на какой-нибудь объект или уйти от погони, а остальные их ловили. Мы постоянно менялись ролями и командовали по очереди. Поскольку большинство местных парней и некоторые из женщин имели опыт военной службы, да и вообще поднаторели в таких играх, поначалу меня убивали или очень быстро ловили, а в роли командира я особого успеха так и не добилась, что, учитывая последующие события, довольно странно. Кроме того, мы много стреляли из пистолетов, винтовок, пулеметов и базук. Мне пришлось освоить даже шестидесятимиллиметровую мортиру и изрядно попрактиковаться в установке мин-ловушек и подрывном деле. На случай полицейского рейда Орни напичкал всю округу взрывчаткой, с тем чтобы завалить штольни тоннами камней и не дать никому добраться до наркоты. Мы испытывали эти заряды в неиспользуемых туннелях: в горном деле взрывы дело обычное, так что на такого рода шум никто не обращает внимания.
Мне нравилось приводить в действие взрывное устройство: в тот миг, когда происходит взрыв, все тело пронизывает острое возбуждение. Орни говорил, что я просто прирожденный подрывник.
Ну а Скитера Сонненборга я встретила лишь спустя год, точнее говоря, 10 октября 1989 года, потому что он был в отъезде в каком-то дальнем уголке земного шара, хотя все это время я много слышала о нем от Орни и всех остальных.
«Старина Скитер, а! Помнишь, как он промчался на мотоцикле сквозь свадебную толпу в Вунтауне? Вот была славная гонка? А как он напился и привез к себе какую-то девчонку, забыв, что дома его ждет другая, которой он только что предложил выйти за него замуж?»
В то утро я лежала рядом с Орни и собиралась либо встать, либо трахнуться с ним снова, когда мы услышали, как скрипит гравий, тарахтит мотор «харлей-дэвидсона», и тут Орни, широко улыбнувшись, сказал: «Черт побери, да это Скитер вернулся». Мы выбрались из постели, и я как раз озиралась, ища, что на себя накинуть, когда от сильного пинка дверь распахнулась и в проеме объявился Скитер в мотоциклетной кожанке и нацистском шлеме. Он пробежался по мне глазами, сказал: «Классные сиськи, милашка», потом прыгнул на Орни, и они стали бороться, осыпая друг друга тумаками, пока Орни не поймал его на захват и он не крикнул: «Довольно!»
Ну, в общем-то, проблема с подружками и закадычными приятелями дело обычное… В присутствии Скитера Орни как будто терял процентов двадцать своего интеллекта, хотя по правде, так Скитер, закончив частную среднюю школу Эндовера, которую сам в шутку называл школой Энди-вора, все-таки успел поучиться в Университете штата Пенсильвания, но потом бросил и в 1973 году поступил в морскую пехоту, где и познакомился с Орни. Оба не хотели упустить возможность поучаствовать в той войне. О своей семье Скитер высказывался туманно, говорил только, что папаша его плутократ и он с ним не особо водится. Мне это показалось странным, потому что такие, как Орни,
Вскоре после сдачи Метца пруссакам обезумевший Жорж де Бервилль отправил свою дочь на восток, в Париж, где, как он думал, будет безопасно. Мари Анж прибыла в столицу на второй день сентября, но не прошло и трех недель, как город был осажден противником. На первых порах она жила у тетушки Авроры, но вскоре связалась с Институтом вспомоществования, присоединившись к попечительницам недужных, посвятившим себя уходу за больными, и богатыми и бедными, в их собственных домах. Всю ужасную зиму 1870 года Мари Анж неустанно трудилась в бедных кварталах Левого берега, снабжая нуждающихся, по мере возможности, едой, углем и лекарствами, которые покупала на свои средства по взвинченным осадой ценам, а когда в городе не осталось ничего ни за какие деньги, несла добрую улыбку и слова утешения.
Париж капитулировал в январе, но мучения города были далеки от окончания. В марте парижане восстали, и в городе установилась революционная власть, известная как Коммуна. В это время Мари Анж работала в Нейли, который усиленно бомбардировали правительственные силы. Когда Коммуна начала гонения на религию и священников, она просто сняла форму Доброго Вспомоществования и снова облачилась в тот наряд, который послужил ей в битве при Гравелотте.
Весной правительственные войска развернули наступление, и коммунары были оттеснены назад к нескольким хорошо укрепленным бастионам. В последнюю неделю мая Мари Анж оказалась в винном погребе на Монмартре, где организовала перевязочный пункт. Вместо медикаментов и бинтов у нее имелись вино, старая мешковина да отмытые в уксусе тряпки, на которые порвали одежду убитых. Двадцать третьего мая окруженные со всех сторон и подавляемые жестоким обстрелом коммунары пали духом и начали покидать Монмартр. Спутники Мари Анж настоятельно уговаривали девушку бежать, ибо она уже ничем не могла помочь умирающим мужчинам и женщинам, находившимся на ее попечении, а наступавшие войска расстреливали каждого попадавшегося им мятежника. Она чуть было не поддалась этим уговорам, когда, как писала впоследствии,
«неожиданно рядом со мной появилась фигура Девы Марии, которая сказала мне:
„Как я не покинула моего Сына у подножия креста, так и ты не покидай тех, кто вверен твоему попечению, ибо они тоже любимы Христом“.
Вняв этому призыву, я укрепила свой дух и приготовилась к смерти, хотя и была опечалена тем, что уже не увижу моего дорогого папы и братьев до нашего славного воссоединения на Небесах».
Потом послышались последние выстрелы, и дверь с грохотом распахнулась. Солдаты бросились на беспомощных раненых с багинетами, но Мари Анж преградила им путь своим хрупким телом и воскликнула:
– Солдаты Франции! Неужели вы не христиане? Во имя Христа и его благословенной Матери, пощадите этих несчастных!
Скорее всего, мольба не возымела бы действия и Мари Анж де Бервилль встретила бы в том ужасном подвале свою кончину, не направь в тот самый момент в то самое место Провидение Господне лейтенанта Огюста Летука. Этот молодой человек был близким другом Жана Пьера де Бервилля и часто бывал в Буа-Флери. Ударив по ружьям саблей, он вскричал:
– Глупцы! Неужели вы убьете ангела?
Глава пятнадцатая
Долгие часы они двигались на север, а потом на восток, в ту часть Флориды, где Лорна никогда не бывала. Когда машина съехала с главной автострады, они как будто попали в иной мир, далекий от упорно навязываемого штату образа курортного рая. Путь их лежал по двухполосному гудронному шоссе с мутными канавами по обочинам, мимо выжженных солнцем убранных плантаций сахарного тростника, и им часто приходилось медленно тащиться позади трейлеров, нагруженных доверху срезанными тростниковыми стеблями. Один раз они обогнали открытый грузовик, набитый стоящими впритык сезонными рабочими. Мужчины и несколько женщин были замотаны шарфами, чтобы хоть как-то укрыться от пыли, запорошившей одежду и выбелившей их сливово-черную кожу.
– Моя судьба, – сказал Паз, когда они проезжали мимо, – хотя это не кубинцы, а выходцы с Ямайки. Их привозят на сезон уборки урожая. Американцы не хотят рубить тростник.
– И что ты по этому поводу чувствуешь?
– По поводу того, что американцы не хотят рубить тростник? Это национальный скандал.
– Нет, насчет того, что тебе удалось избежать такой судьбы.
– Ну, полагаю, это меня не огорчает, – сказал Паз.
Лорна почувствовала, что краснеет.
– Я не хотела…
Но он прервал ее: