Долина лошадей
Шрифт:
– Жеребенок быстро бегает. Он удалец.
Они отправились дальше, храня молчание, которое с каждой минутой становилось все более и более напряженным.
– Почему ты велела мне выпрямиться? – спросил наконец Джондалар в попытке завязать хоть какой-нибудь разговор. – Ты вроде бы говорила, что не подаешь Уинни никаких команд. Но она сбавила скорость, когда я выпрямился.
– Прежде я никогда об этом не задумывалась, но, видя, что вы приближаетесь, вдруг подумала: «Выпрямись». Сначала я не поняла, о чем ты спрашиваешь, но, когда тебе понадобилось остановиться, внезапно сообразила.
– Значит, ты все-таки подаешь лошади какие-то команды, не словами, а движениями. Интересно, можно ли научить и жеребенка понимать команды? – задумчиво проговорил он.
Они подошли к скалистому выступу у реки, обогнули его и увидели, как Уинни катается по земле у самой воды, чтобы освежиться, и пофыркивает от удовольствия. Рядом с ней, задрав кверху ноги, валялся жеребенок. Джондалар заулыбался и остановился, глядя на них, а Эйла, опустив голову, пошла дальше. Джондалар догнал ее, когда она начала подниматься по тропинке.
– Эйла… – Она обернулась, но он замялся, не зная, что сказать. – Я… я… мне хотелось бы сказать тебе спасибо.
Ей так и не удалось до конца понять, что значит это слово. В языке людей Клана аналога не существовало. Члены каждого из небольших кланов постоянно оказывали друг другу помощь, воспринимая это как нечто само собой разумеющееся, ведь иначе никому из них не удалось бы выжить. Никому не приходило в голову благодарить друг друга за содействие, подобный поступок показался бы им столь же немыслимым, как если бы ребенок вдруг вздумал сказать «спасибо» матери за ее заботу или она внезапно потребовала бы от него выражения признательности. Когда человеку оказывали особую услугу или преподносили ему подарок, он знал, что ему придется ответить тем же, и это далеко не всегда вызывало у него радость.
Наиболее близким к слову «спасибо» можно было считать существовавшее в языке Клана выражение благодарности, с которым человек более низкого положения обращался к соплеменнику рангом повыше, как правило женщина к мужчине, если тот оказывал ей из ряда вон выходящую услугу. Эйла решила, что Джондалар пытается поблагодарить ее за то, что смог прокатиться на Уинни.
– Джондалар, Уинни согласилась покатать тебя. Почему ты говоришь «спасибо» мне?
– Ты помогла мне сделать это, Эйла. Вдобавок я благодарен тебе не только за это. Ты многое для меня сделала, ты так заботилась обо мне.
– Разве жеребенок стал бы благодарить Уинни за то, что она о нем заботится? Тебе требовалась помощь, поэтому я ухаживала за тобой. При чем тут «спасибо»?
– Но ведь ты спасла мне жизнь.
– Я целительница, Джондалар. – Она не знала, как объяснить ему, что под этим подразумевается. Когда один человек спасает другого от смерти, он вкладывает в него частичку заключенной в нем жизненной силы, и спасенному вменяется в обязанность впредь, оберегать своего спасителя. Между такими людьми возникает связь, более тесная, чем связь между братьями и сестрами. Но когда она стала целительницей, ей вручили кусочек черной двуокиси марганца, в котором как бы заключалась частичка духа каждого из людей, и с тех пор она лечит больных, не ожидая получить что-либо взамен. – Ты не обязан говорить мне «спасибо», – сказала она.
– Я знаю, что не обязан. Мне известно, что ты – целительница, но я хочу, чтобы ты знала о моей благодарности. Люди говорят «спасибо», когда им оказывают помощь. Это традиционное проявление вежливости, часть обычая.
Они поднялись друг за другом по тропинке. Эйла ничего не ответила Джондалару, но его слова напомнили ей о том, как Креб пытался объяснить ей, что правила вежливости запрещают высматривать, что творится у чужого очага, отделенного рядом камней. Ей с куда большей легкостью удалось выучить язык людей Клана, чем вникнуть в суть их обычаев. Джондалар сказал, что среди людей его племени принято благодарить друг друга, этого требуют правила вежливости, но тут она пришла в еще большее замешательство.
Почему он вдруг взялся благодарить ее после того, как совсем недавно так страшно ее унизил. Если бы мужчина из Клана отнесся к ней с таким презрением, она просто перестала бы существовать для него. Она поняла, что ей будет нелегко свыкнуться с обычаями сородичей Джондалара, но от этого горечь унижения отнюдь не развеялась.
Когда Эйла вошла в пещеру, Джондалар остановил ее в попытке пробиться сквозь неожиданно возникший между ними барьер.
– Эйла, прости, если я чем-то тебя оскорбил.
– Оскорбил? Мне непонятно это слово.
– Мне кажется, я рассердил тебя, тебе стало плохо из-за меня.
– Ты меня не рассердил, но мне действительно плохо.
Ее признание повергло Джондалара в замешательство.
– Прости, – сказал он.
– «Прости». Это тоже вежливость, верно? Часть обычая? Джондалар, что толку от твоего «прости»? Когда ты произносишь его, ничего не меняется и мне не становится легче.
Он провел рукой по волосам. Она права. Какой бы промах он ни допустил – ему казалось, он догадывается, в чем дело, – просьба простить его ничего не исправит. И ситуация лишь усугубляется тем, что он избегает заговорить на эту тему прямо, боясь поставить себя в еще более неловкое положение.
Оказавшись в пещере, Эйла сняла с шеи корзину и раздула огонь в очаге, чтобы приготовить еду. Джондалар поставил свою корзину рядом с корзиной Эйлы и уселся на циновку возле очага, наблюдая за действиями Эйлы.
После того как он освежевал добытых ею оленей и разделал туши, он показал ей изготовленные им в тот день орудия. Они понравились ей, и она иногда пускала их в ход, но, выполняя некоторые из работ, предпочитала пользоваться более привычным для нее ножом собственного изготовления. Он заметил, что она орудует грубым ножом, сделанным из кремневой пластины, не менее искусно, чем другие работают ножами меньших размеров, снабженными ручкой. Будучи мастером по изготовлению орудий, он постоянно проводил сравнения, думая о недостатках и достоинствах каждого из них. Любым острым ножом можно что-нибудь разрезать, но ее способ изготовления связан с большими затратами сырья. Даже притащить кремневую глыбу нужных размеров не так-то просто.
Ощущая на себе пристальный взгляд Джондалара, Эйла занервничала. Через некоторое время она встала и отправилась за ромашкой для чая, чтобы немного успокоиться, надеясь, что внимание Джондалара переключится на что-нибудь другое. Он понял, что пора как-то разрешить возникшую проблему, и, собравшись с духом, решил откровенно поговорить с ней на эту тему.
– Ты права, Эйла. Хоть я и попросил у тебя прощения, от этого ничего не изменилось, но я просто не знаю, что еще сказать. Я не понимаю, чем я оскорбил тебя. Пожалуйста, объясни, почему тебе плохо.