Долина лошадей
Шрифт:
– Почему меня бьет дрожь, как будто у меня лихорадка? – спросила Эйла. – Но это приятная дрожь, не такая, как во время болезни.
– Ты не больна, и твои навыки целительницы сейчас тебе не пригодятся, – сказал он и добавил: – Эйла, тут тепло, почему бы тебе не снять с себя шкуру?
– Да нет, не стоит. Мне не жарко.
– Ты не позволишь мне раздеть тебя?
– Зачем?
– Мне этого хочется. – И он снова стал целовать ее и попытался развязать узел на ремешке, придерживавшем шкуру, но у него это никак не получалось, и он подумал, что Эйла опять станет задавать ему вопросы.
– Дай, я сама, – прошептала она, когда Джондалар на мгновение оторвался от ее губ. Она быстро развязала узел и приподнялась, чтобы размотать ремень. Шкура упала на постель, и у Джондалара перехватило дыхание.
– Ох, женщина, – проговорил он хриплым от волнения голосом, чувствуя, как внутри у него все всколыхнулось от восхищения. – О Дони, как она прекрасна!
Он снова прильнул к ее губам, целуя ее нежно и страстно, а затем отыскал ложбинку между ключицами и приник к ней, упиваясь ароматом ее кожи. Тяжело дыша, он чуть приподнялся и увидел оставленный им красный след. Он глубоко вздохнул, пытаясь совладать с собой.
– Что-нибудь не так? – спросила Эйла, озабоченно нахмурив лоб.
– Нет, просто я очень сильно хочу тебя. Мне хочется сделать все как надо, но я не знаю, получится ли у меня. Ты так прекрасна, так женственна.
Морщины на лбу у Эйлы разгладились, и она заулыбалась.
– Что бы ты ни делал, мне будет хорошо, Джондалар.
Он снова принялся целовать ее, осторожно и нежно, всей душой желая доставить ей Радость. Пальцы его заскользили по ее телу, по пышной груди, по изгибу талии и бедер, по упругим мускулам ног. Эйла затрепетала. Рука его прикоснулась к завиткам коротких золотистых волос, к животу, к округлой груди. Джондалар накрыл ладонью розовый сосок и почувствовал, как он напрягся, поцеловал крохотный шрам у основания шеи и приник губами к соску.
– Я чувствовала нечто совсем иное, когда кормила ребенка, – сказала Эйла.
Джондалару стало смешно. Он выпрямился и захохотал.
– Эйла, стоит ли разбирать по косточкам каждое из ощущений? – сказал он.
– Но я чувствую себя совсем иначе, чем в то время, когда кормила ребенка, и хочу понять почему. Вдобавок я не понимаю, почему мужчина делает то же самое, что и младенец, – словно оправдываясь, возразила она.
– Тебе неприятно? Если так, я больше не стану этого делать.
– Я же не говорю, что мне неприятно. Кормить ребенка грудью тоже удовольствие. Когда ты это делаешь, ощущение совсем другое, но оно приятное. Каждая клеточка в моем теле откликается на твои прикосновения, а когда я кормила ребенка, этого не происходило.
– Вот поэтому мужчины так и поступают. Ласки доставляют удовольствие и женщине, и мужчине. Поэтому мне хочется прикасаться к тебе, дарить тебе Радость, и при этом я сам испытываю наслаждение. Великая Мать Земля ниспослала Своим детям Дар Радости. Она подарила нам способность наслаждаться, и, принимая Ее Дар, мы всякий раз благодарим Ее. Ты позволишь мне поделиться с тобой Даром Радости, Эйла?
Он застыл, глядя на нее. Лицо ее обрамляли золотистые волосы, разметавшиеся по постели из меховых шкур. Зрачки ее расширились, и в ее мягком проникновенном взгляде играли искорки, походившие на отблески огня, который разгорался все сильнее и сильнее. Эйла попыталась сказать что-то в ответ, но у нее задрожали губы, и она просто кивнула.
Веки ее сомкнулись, и Джондалар поцеловал сначала один глаз, а затем второй. Заметив у нее на щеке слезинку, он слизнул ее и ощутил солоноватый привкус на кончике языка. Эйла открыла глаза и улыбнулась. Он поцеловал ее в кончик носа, в губы, а затем снова приник губами к ее соску. Внезапно он выпрямился .и поднялся на ноги.
Эйла увидела, как он подошел к очагу, повернул поджаривавшееся на вертеле мясо, отодвинул завернутые в листья корешки подальше от углей. Она ждала, не думая ни о чем, предвкушая момент, когда ей откроется нечто еще не изведанное. Джондалар открыл для нее ощущения, о которых она прежде не подозревала, он пробудил в ней странное, непонятное ей желание.
Налив в чашку воды, он вернулся к Эйле.
– Я хочу, чтобы нас ничто не отвлекало, – сказал он, – но, может быть, тебя мучит жажда?
Эйла покачала головой. Джондалар отпил немного и поставил чашку на землю, развязал шнур, придерживавший набедренную повязку, и замер, глядя на Эйлу. Взгляд ее светился безграничным доверием и желанием, он не заметил в нем ни малейших признаков испуга, который охватывал порой женщин, и совсем молодых, и не очень, впервые увидевших его обнаженным.
Он опустился на постель рядом с ней и продолжал смотреть на нее, упиваясь ее красотой. Как восхитительны ее пышные мягкие волосы и эти глаза, которые с ожиданием смотрят на него, как прекрасно тело этой женщины, которая ждет, когда он прикоснется к ней и пробудит в ней дремавшие до сих пор пылкие страсти и желания. Ему хотелось продлить это мгновение. Он еще никогда не волновался так сильно, приступая к совершению Ритуала Первой Радости. Эйла не представляет себе, что ее ожидает, никто не объяснил ей этого заранее во всех подробностях. Раньше она была лишь жертвой человека, которому хотелось надругаться над ней.
«О Дони, помоги мне сделать все как нужно», – подумал он. Ему показалось, что он взял на себя огромную ответственность, хотя раньше этот ритуал был связан для него лишь с наслаждением.
Эйла лежала неподвижно, ощущая непонятный трепет в глубинах тела. Ей казалось, что вот-вот ей откроется то, к чему она давно стремилась, и путь к достижению неведомой ей цели может указать только Джондалар. От одного лишь его взгляда она словно оживала, и хотя она не понимала, почему каждое из прикосновений его рук, губ, языка рождает в ней удивительные, ни с чем не сравнимые ощущения, ей хотелось еще. У нее возникло чувство незавершенности, и ей хотелось добиться полноты. Джондалар пробудил в ней нечто похожее на голод, и она знала, что сможет снова обрести покой, лишь утолив его.
Вдоволь насмотревшись на нее, Джондалар закрыл глаза и снова склонился над ней, прикоснувшись к губам приоткрытого в ожидании рта. Почувствовав, как его язык скользит в глубинах ее рта, Эйла попыталась сама сделать то же самое. Приподнявшись на мгновение, Джондалар улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Он поднес прядь ее золотистых волос к губам, уткнулся в ее пышную шевелюру, поцеловал ее в лоб, в глаза, в щеки, наслаждаясь каждым из прикосновений к ее нежной коже.
Он снова легонько подул ей в ухо, и она задрожала от удовольствия. Он потрепал зубами мочку ее уха, а затем осторожно лизнул ее. Он прикоснулся языком к каждой из сокровенных точек на шее, и пламя, тлевшее в глубинах ее тела, начало разгораться, набирая силу. Его длинные, чувствительные пальцы скользнули по ее шелковистым волосам, прикоснулись к щекам и к подбородку, к покрытым густым загаром плечам. Он взял ее за руку, поднес ее ко рту, поцеловал в ладонь, провел по каждому из пальцев и прильнул губами к ложбинке у локтя.
Она лежала, закрыв глаза, полностью отдавшись во власть восхитительных ощущений, наполнявших биением каждую клеточку ее тела. Теплые губы Джондалара коснулись маленького шрама на шее и заскользили вниз, к округлой груди. Язык его притронулся к ее соску, мягкому и нежному. Эйла тихонько ахнула, когда он стал целовать ее грудь, и Джондалар ощутил новый мощный прилив желания.
Лаская пальцами вторую ее грудь, он почувствовал, как дрогнул и напрягся сосок. Эйла выгнула спину и приподнялась на постели, и он стал целовать ее все более и более страстно. Она тяжело дышала, тихонько постанывая. Дыхание Джондалара тоже участилось, и он побоялся, что не сможет долго сдерживать себя. Слегка отстранившись, он снова посмотрел на Эйлу. Она лежала, смежив веки, чуть приоткрыв рот.