Долина лошадей
Шрифт:
Джондалар прикоснулся пальцами к ее подбородку.
– Я специально сделал ее похожей на тебя, Эйла. У настоящего резчика это получилось бы лучше… хотя нет, настоящий резчик не отважился бы на такое. Не знаю, правильно ли я поступил. Обычно доний остаются безликими, ибо человеку не дано взглянуть в лицо Великой Матери. Но я сделал так, чтобы черты лица доний напоминали твои черты, и, возможно, в этой фигурке заключается частица твоего духа. Поэтому она принадлежит тебе и только тебе. Я сделал ее для тебя, в подарок.
– Как забавно, что ты положил свой подарок именно сюда, – сказала Эйла и развернула сверток до конца. – А я сделала для тебя вот это.
Когда Джондалар увидел сшитую ею одежду, у него засверкали глаза.
– Эйла! Я и не подозревал, что ты умеешь шить и вышивать, – сказал он, рассматривая одежду.
– Я ничем не расшивала рубашку, я только починила ее, а остальную одежду, которая была на тебе, я распорола, чтобы понять, какой формы и какого размера должны быть части, из которых она состоит. Потом я посмотрела, как они соединены друг с другом. Я работала, используя шило, которое ты мне дал. Не знаю, правильно ли я с ним обращалась, но вроде бы все получилось.
– Все замечательно! – воскликнул он и приложил к себе рубашку, а затем примерил и ее, и штаны. – Я собирался сам сшить себе одежду, в которой было бы удобно путешествовать. Живя здесь, я вполне могу обойтись набедренной повязкой, но…
Вот и все. Он заговорил об этом вслух. Однажды Креб сказал Эйле, что в мире есть нечистые духи, которые обретают силу, лишь когда кто-нибудь произносит вслух имя одного из них. И после того, как Джондалар произнес эти слова, Эйла поняла, что расставание неизбежно. Если раньше она думала о разлуке с ним как о чем-то отдаленном и неконкретном, то теперь все изменилось. Оба они задумались об этом, и атмосфера в пещере стала гнетущей, как будто незримая тяжесть навалилась на них и подмяла под себя.
Джондалар снял с себя одежду и аккуратно сложил ее.
– Спасибо тебе, Эйла. Не могу выразить, как я тебе благодарен. Когда наступят холода, мне будет очень тепло и удобно в этой одежде, но пока что я могу обойтись без нее, – сказал он и надел набедренную повязку.
Эйла кивнула, но не решилась сказать что-либо вслух. На глаза ее навернулись слезы, и очертания фигурки из бивня мамонта утратили четкость. Она прижала доний к груди. Драгоценный подарок. Джондалар сделал ее своими руками. Он считает себя изготовителем орудий, но он способен на нечто большее. Он сумел сделать эту фигурку. Глядя на нее, Эйла испытала прилив нежности, такой же, как в тот момент, когда благодаря Джондалару впервые открыла для себя, что значит быть женщиной.
– Спасибо тебе, – проговорила она, припомнив нужное слово. Джондалар озабоченно нахмурился.
– Только не потеряй ее, – сказал он. – Ее лицо похоже на твое, в ней заключается частица твоего духа. Если она попадет в руки кому-нибудь другому, это может обернуться бедой для тебя.
– В моем амулете содержится частица моего духа и частица духа моего тотема. В доний заключается частица моего духа и частица духа Великой Матери Земли. Значит, доний – тоже мой талисман?
Джондалар не подумал об этом. Означает ли это, что теперь между Эйлой и Великой Матерью Землей возникла связь и она стала одной из Ее дочерей? Может быть, он напрасно вмешался и привел в действие силы, природа которых ему неизвестна? Или он совершил этот поступок, повинуясь им?
– Я не знаю, Эйла, – ответил он. – И все же постарайся не потерять ее.
– Джондалар, почему ты придал доний сходство со мной, если ты знал, что это может быть опасно?
Он прикрыл ладонями руки, в которых она держала фигурку.
– Потому что мне захотелось овладеть частицей твоего духа, Эйла. Не навсегда. Я собирался отдать ее тебе. Но мне хотелось подарить тебе Радость, и я побоялся, что не сумею этого сделать. Я не знал, сможешь ли ты все понять, ведь ты выросла среди тех, кто не ведает о Великой Матери и Ее Дарах. Я подумал, что доний, похожая лицом на тебя, поможет мне.
– Для этого тебе вовсе не нужно было придавать доний сходство со мной. Мне было бы приятно, если бы ты пожелал утолить со мной желание, прежде чем я узнала, что такое Радость.
Он заключил ее в объятия и прижал к себе.
– Нет, Эйла. Возможно, ты и была к этому готова, но мне следовало знать, что для тебя это происходит впервые, иначе я не сумел бы сделать все как нужно.
Эйла посмотрела ему в глаза и почувствовала, что вот-вот утонет в их синеве. Она позабыла обо всем на свете, чувствуя лишь прикосновение его сильных рук, жадных губ, его прекрасного жаркого тела. Желание вновь захлестнуло ее волной, у нее закружилась голова, и тут Джондалар подхватил ее на руки и понес прочь от очага.
Он мягко опустил ее на постель из меховых шкур и попытался развязать узел на поясе, а затем отчаялся и просто приподнял шкуру. Эйла приникла к нему, ощущая желание вновь слиться с ним воедино.
Он погрузился в глубины ее трепещущего, источающего теплую влагу тела и с упоением подчинился бушевавшей в нем страсти, наслаждаясь каждым мгновением. Каждое его движение находило отклик у Эйлы, и тела их двигались в унисон.
Эйле казалось, что каждая ее жилка пульсирует с нарастающей силой, и все в ней тает, наполняя ее тело живительными соками, и она движется в упоительном вихре, подчиняясь неодолимому стремлению к сладостной вершине, которая становится все ближе, ближе, и вот наконец последний миг, и все вокруг замерло, исчезло, осталась лишь беспредельная, лучезарная радость, на смену которой приходит не сравнимое ни с чем умиротворение.
Глава 29
Эйла повернулась на другой бок и, еще не совсем проснувшись, почувствовала, что ей что-то мешает. В бок ей снова что-то уперлось, и она нащупала под собой какой-то бугорок и вытащила причинявший ей неудобство предмет. Приподняв его, она различила в неясном красноватом свете прогоревших почти дотла углей очертания доний. Внезапно ей живо вспомнились все события вчерашнего дня, и она поняла, что рядом, согревая ее своим телом, в постели лежит Джондалар.
«Наверное, мы уснули после того, как снова испытали Радость», – подумала она и, сияя от счастья, придвинулась поближе к нему и закрыла глаза. Но заснуть ей не удалось. Воображение рисовало ей разнообразные сцены, которые она попыталась расположить по порядку. Охота, возвращение Вэбхья, Ритуал Первой Радости, и за всем этим, так или иначе, стоял Джондалар. Она не знала слов, с помощью которых можно было бы описать то чувство, которое она испытывала к Джондалару, но оно служило источником огромной, переполняющей ее радости. Она все лежала рядом с ним, думая о нем, но затем, ощутив прилив бодрости, тихонько поднялась с постели, прихватив фигурку из бивня мамонта с собой.
Она направилась к выходу из пещеры и увидела, как Уинни с Удальцом стоят бок о бок. Кобылка тихонько фыркнула, приветствуя ее, и Эйла подошла к ним.
– Ты чувствовала то же самое, Уинни? – негромко проговорила она. – Твой жеребец принес тебе Радость? Ах, Уинни, я и не думала, что такое возможно. Поразительно, мне было так плохо с Брудом, а с Джондаларом так хорошо.
Жеребенок потянулся к ней, требуя, чтобы и ему уделили внимание. Эйла погладила и почесала его, а затем обвила руками его шею.