Долина Молчания
Шрифт:
Киан снова сделал глоток.
— Но я — не Лилит. Я бы разыскал ее отряд и напал на него, прежде чем он успел бы добраться до места назначения. И уничтожил бы его.
— Разве это не странно, — улыбнулся Ларкин, — Я не похож ни на нее, ни на тебя, но мне в голову пришла та же мысль.
— Вот и отлично. Чего мы ждем?
Они оставили лагерь на попечение Орана. Несмотря на все возражения и споры, Ларкин и Киан отправились в рейд вдвоем. Дракон и вампир, настаивал Ларкин, способны передвигаться
Если они обнаружат отряд и решат приземлиться, чтобы вступить в бой, в упряжи Ларкина достаточно оружия. Киан закинул за спину колчан со стрелами, заткнул за пояс еще несколько дротиков.
— Интересно посмотреть, сможем ли мы реализовать идею воздушного боя?
— Готов? — Ларкин изменил облик, и Киан надел упряжь на длинное золотистое тело дракона.
Они договорились действовать просто и быстро. Будут летать кругами, пытаясь найти хоть малейшие признаки вражеского отряда или лагеря. Обнаружив врага, нанесут удар — стремительный и эффективный.
Полет к луне, уже вошедшей в третью четверть, был восхитителен. Свобода ночи завораживала Киана. Он летел без плаща, наслаждаясь прохладой и темнотой.
Ларкин парил в воздухе; крылья издавали едва слышный шелест и были такими прозрачными, что Киан видел сквозь них мерцание звезд.
По небу плыли облака, туманной пеленой обволакивая звезды и посылая тени на нарастающую луну.
Далеко внизу по земле расползались струи тумана.
Удовольствие от полета затмило мучения, связанные с дневным путешествием. Словно почувствовав это, Ларкин поднимался все выше, описывая неспешные круги. Киан на мгновение позволил себе закрыть глаза и просто наслаждаться полетом.
Затем он почувствовал, будто к его коже что-то прикасается. Словно холодные, ищущие пальцы проникали в него, будоражили кровь. В голове послышался шепот, тихая песня сирены, обращенная к тому, кто скрывался под обликом человека.
Взглянув вниз, он увидел суровый пейзаж поля битвы.
Зловещая тишина была похожа на крик. Этот крик расплавленной сталью вонзился в него, одновременно сверкавший и темный, глубокий и первобытный. Трава поднималась вверх смертельными лезвиями клинков, камни дышали смертью. Их сменяли черные провалы расщелин и пещер, куда не отваживались заползать живые существа.
Охраняемая горами, проклятая земля ждала крови.
Ему нужно лишь наклониться вперед — совсем немного — и вонзить зубы в шею дракона, чтобы добраться до человеческой крови. Животворной крови человека, такой ароматной, с которой не может сравниться кровь любого другого существа. Вкуса которой он лишал себе несколько сотен лет. Зачем? Чтобы жить среди людей, существовать под маской одного из них?
Люди — низшие существа, словно блохи на собаке. Всего лишь мясо и кровь, созданные для охоты, для утоления голода. Киану зверски хотелось человеческой крови, желание жгло огнем, пульсировало в жилах.
Воспоминание об убийстве, о струе крови, хлещущей в горло, казалось непреодолимым.
Дрожа всем телом, словно наркоман во время ломки, Киан боролся с собой что было сил. Нет, этому не бывать. Он ни за что не вернется к прошлому, не будет пленником собственной крови.
Он сильнее. Он сам сделал себя таким.
Превозмогая голодные спазмы и подступившую тошноту, Киан нагнулся к шее Ларкина.
—Спустись здесь. Оставайся драконом. И будь готов взлететь, оставив меня. Ты поймешь.
Она притягивала его, эта проклятая земля, к которой они приближались. Шептала, пела, обещала. Лгала.
Когда Киан спрыгнул на землю, внутри его бушевал огонь. Он повторял себе, что не поддастся соблазну и не убьет друга, как когда-то пытался убить брата.
— Вот это место. Воплощение зла.
— Я же просил тебя не превращаться в человека. Не дотрагивайся до меня!
— Я чувствую. — Голос Ларкина звучал ровно и спокойно. — Должно быть, внутри у тебя все горит.
Киан повернулся — глаза красные, кожа покрыта капельками пота, — было очевидно, что он едва сдерживался.
— Ты что, дурак?
— Нет. — Ларкин понимал, что не должен обнажать оружие. — Ты борешься, но ты победишь. Каким бы мощным ни было это место, ты все равно сильнее. Именно за это тебя и любит Мойра.
— Ты не представляешь, какая это жажда. — Он вот-вот готов был зарычать. Этот звук ревел в ушах Киана, и одновременно с ним он слышал биение пульса Ларкина. — Я чую твой запах — запах человека.
— Ты чувствуешь страх?
По телу Киана пробежала дрожь, такая сильная, что, казалось, раскрошатся кости. Голова разрывалась от безмолвного крика, но этот крик не мог заглушить притяжения ударов бьющегося человеческого сердца.
—Нет. Но мог бы. Я мог бы вызвать страх в тебе. От него кровь становится сладкой. Боже, Боже, кто мог создать это место?
Ноги не держали, и Киан опустился на землю, отчаянно пытаясь собрать в кулак остатки воли. Потом его пальцы наткнулись на медальон, который повесила ему на шею Мойра.
Дурнота отступила — совсем немного, словно прохладная рука коснулась горящего лба.
— Она приносит мне свет. Впитывая его, я чувствую себя человеком. Но я не человек. И это еще одно жестокое напоминание.
— Глядя на тебя, я вижу человека.
— Ты ошибаешься. Но сегодня я не буду пить кровь — твою. Человеческую. Сегодня тьма не проглотит меня. И больше такого не повторится, потому что теперь я предупрежден.
Киан посмотрел на Ларкина; его глаза уже не горели красным огнем.