Долина раздора
Шрифт:
Толстяк подхватил монеты с ладони товарища и сжал в своем кулаке.
– Да и нам даже не обязательно камни-то кидать, - подхватил долговязый Ганс.
– Наверняка не только к нам он подкатил с таким предложением. Постоим в сторонке и все дела. Бумаг не подписывали - мы ничего не должны.
Освальд насупился, сжав кулаки и поигрывая желваками:
– Мне потом медовуха с этих денег поперек горла пойдет. Миссис нас попросила, чтобы все тихо, без крови прошло. Нехорошо нарушать слово.
– Екаранный бабай, - вздохнул толстяк.
–
Малыш Рой растолкал толпу пузом и поспешил вслед за незнакомцем. Тот уже обхаживал грузчиков с ремесленной слободы.
Тощий мужичок вздрогнул, когда мясистая лапа опустилась на его плечо.
– Ты это, извиняй, господинчик, но мы передумали, - Рой всучил в дрожащую ручку монеты.
Пришлый сжался еще больше и юркнул в толпу, не обращая внимания на возгласы раздосадованных грузчиков.
- Гиблое дело, - бросил Рой в ответ на суровые взгляды парней с ремесленной слободы и направился к своим товарищам.
Тем временем людей стало больше, задние напирали на стоящих впереди, и первая линия митингующих уже захлестнула часть улицы. Освальд поднял над головой плакат, Рой скучающе двинулся рядом, а Ганс пристроился за спинами своих товарищей.
Из-за поворота выехало два экипажа с эскортом из пяти конных стражников. Рой различил фиолетовый сноп на первой карете и красную свинью на следующей. Скачущий впереди начальник караула встревожено оглядел взбудораженную толпу, но повернуть назад возможности уже не было. Рука стражника прыгнула к рукояти кавалерийского палаша, но тут же отдернулась.
– Верни нам наши кровные деньги, кабан! Сколько еще будешь жиреть на наших харчах?
– послышались нестройные возгласы.
Тройка всадников теснила лошадьми неохотно отступающую толпу. Тряся плакатами и выкрикивая вперемешку лозунги и оскорбления, митингующие медленно отступали, освобождая путь экипажам. Но вот кто-то уже стукнул по стеклу резной дверцы шестом от транспаранта, кто-то кинул бумажный комок в стражника. На лице командира эскорта застыла вымученная широкая улыбка, он повернулся в седле и произнес что-то успокаивающе-примирительное своим нервничающим подчиненным.
– Эй, гляди!
– Ганс пихнул локтем Толстяка Роя и указал чуть левее.
Двое парней продирались сквозь толпу к еле движущемуся экипажу, сжимая в руках выдранные из мостовой булыжники.
– Вот и без нас обошлись, - хмыкнул Рой.
Освальд проследил за их взглядами и тотчас начал распихивать горожан, протискиваясь к зачинщикам.
Экипаж медленно катился сквозь неохотно расходящиеся ряды. Толпящиеся демонстранты мешали и парням с камнями. Им пришлось подойти почти вплотную к карете, чтобы попасть наверняка.
И когда один из парней уже занес руку для броска, его кисть внезапно перехватила крепкая пятерня какого-то крепыша.
– Какого… - булыжник его товарища тоже свалился на землю.
– Ах ты аристократский выкормыш!
– Это мирная демонстрация!
– набычившись, рявкнул крепыш.
Парни, забыв о карете, угрожающе надвинулись на Освальда:
– Щас мы тебя отделаем, прихвостня придворного!
– Как раз нас тут каждый домовой знает, - позади крепыша появился долговязый Ганс.
– А вас мы тут впервые видим. Щас крикнем вокруг народ и выясним, кто тут еще прихвостень!
– Или спросим у мистера Кирпича, - надвинулся на парней объемным животом Малыш Рой, подкидывая в пятерне обломок красноватого камня.
Оба экипажа тем временем миновали последние ряды горожан и освобождено помчались по улице к вершине холма. Конные стражники с явным облегчением пристроились позади почетным конвоем.
Парни-зачинщики оглянулись и, не увидев поддержки в суровых лицах собравшихся вокруг трех приятелей горожан, шмыгнули в толпу.
– А это было круто, - хмыкнул Ганс.
– Ага, только вот отныне мы завязываем со всей этой демократией, - буркнул Малыш Рой.
Толстяк насильно вручил свой красный плакат проходящему мимо гному.
– В кабак?
– тут же вопросил товарищей Освальд.
– Безусловно, - кивнул Рой.
Предгорья
В пути от стоянки племени прошло полдня. Час вдоль щебечущего студеного ручья. Затем узкими и обрывистыми высокогорными тропами по склонам, на которых уже чувствовалось близкое дыхание ледника. Сквозь ельники и боры в уединенные ущелья, куда забредали лишь стада горных баранов.
Безлюдье. Первозданная тишина и спокойствие.
Полчаса назад ноздри Ночного Ловца уловили запах родичей. А десяток минут назад он сменил обличье на человеческое. Что бы ни случилось, ему понадобятся силы, а в облике зверя они сейчас лишь растрачивались. До грядущего полнолунья оставалось еще шесть дней, и пока Мать-Земля лишала своей поддержки лунное племя.
Спустившись по скалистому склону, Ночной Ловец достиг опушки скрытой в горах чащи. Здесь высились старые деревья, помнящие еще те времена, когда человек не поругал своим присутствием Великий Лес. Ночной Ловец чувствовал их слепые липкие взгляды. Даже дикий народ оставался им чужим. Захватчиком, которого стоило схватить разлапистыми ветвями и похоронить в глубине среди корней.
Дубы в дюжину обхватов, черные клены и великаны пихты недобро скрипели, пропуская его под своими кронами. В других местах Дух Леса уже покинул подобные дебри, но здесь, в этом затерянном осколке былого, он еще дремал. И сейчас нечто пробудило его от долгой спячки.
Над лесом скользнули тени, и ему показалось, что посреди дня на чащу опустились сумерки. Деревья затихли, вслушиваясь в происходящее, их кроны окутались мглой, окончательно скрыв небосвод. Посреди леса кто-то взывал к древним и мрачным силам, неподконтрольным простым смертным.