Долина смерти

Алексеев Сергей Трофимович

И опахнула его теплом, знакомым и – что за дикость после развода! – желанным запахом тела, уже разогретого, разнеженного в постели. Помимо воли Георгий подхватил ее под локоть, потянул к себе, но Нина возмущенно высвободилась:

– Что такое, Жора? Георгий Петрович?..

– Чаем бы напоила, – сладко немеющими губами с кривой улыбкой вымолвил он.

– Чаем – пожалуйста. – Нина что-то заметила. – Ты не пьян?

– Слегка, – соврал он. – На улице прекрасная весенняя ночь, воздух под градусом…

Она шагнула к кухонной двери, и в полутемном коридорчике

он увидел ее красивые, оттренированные на корте икры ног, привыкших к высокому каблуку. И этого хватило, чтобы вообще бросить поводья. Георгий подхватил ее на руки и понес в комнату: с корабля на бал, от порога и в бой. Так бывало у них в давние времена теперь уже утраченной счастливой жизни, когда Поспелов возвращался из командировки живой и здоровый.

Нина сопротивлялась, выкручивалась, стонала от бессилия и только больше раззадоривала. Она всегда спала голой, под халатиком ничего не оказалось, и это окончательно погасило остатки сознания. Все было так привычно – гладкая кожа под ладонями, сильные мышцы живота, щекочущие волнистые волосы, запах дыхания и даже кровать, доставшаяся ей после развода. И одновременно от всего веяло неуловимым очарованием новизны, будто в руках его была не жена, а чужая, красивая женщина, яркая и энергичная в постели, отчего и совершается это единоборство. Он не видел выражения ее глаз, лишь контуры лица и гримасу нежелания, отторжения происходящего воспринимал как сладострастную истому…

А нового во всем окружающем и было-то всего – стены да потолок. Только Георгий обнаружил это потом, когда лежал расслабленный и пустой, механически поглаживая влажный живот Нины, кажется, такой же пустой и сломленной.

Она скинула его руку и включила торшер в изголовье.

– Теперь объясни, зачем ты это сделал?

– Что – сделал? – щурясь от света, тупо спросил он.

– Ну вот это все – насилие, заламывание рук… – Нина не находила слов, хотя казалась спокойной. – Для самоутверждения?

– Не знаю, – признался Георгий и перевернулся на живот, чтобы посмотреть ей в лицо. – Я тебя изнасиловал?

– А это можно назвать как-нибудь иначе? – Она показала синяки на сгибах рук, оставленные пальцами.

Он промолчал, только сейчас ощутив острое жжение на горле и груди: кожа была расцарапана, и следы от ногтей припухли, образовав белые рубцы. Хорошо, хоть не на лице…

– Зачем ты это сделал? – снова спросила она. – От великого голода? Зачем?

– Почему-то не удержался… Когда в прихожей… поцеловала в лоб.

– Да я была холодная как лед!

– Не заметил…

– А, значит, это я тебя совратила! – Нина повернула голову и положила ее на руку, согнутую в локте. – Хочешь сделать из меня любовницу?

– Да нет…

– Почему же? Очень удобно! – ненавистным Георгию, металлически-жестким голосом заговорила она. – Пришел после очередной командировки, натешился и никаких обязательств… Только, Жора, я должна сообщить, что место уже занято. У меня есть любовник. И давно, несколько месяцев.

Георгий промолчал: информация была не такой уж новой…

– Какая глупость! Как мерзко! – после паузы бросила она. – Знала бы – не впустила…

– Я пришел попрощаться, – вдруг вспомнил он и уловил в своем тоне отголосок какого-то юношеского порыва.

И она услышала это, помолчала, неожиданно ласково потрогала его волосы, заметила сетку глубоких царапин на горле и груди, сказала примиряюще:

– Сам виноват, дурак… – Достала из тумбочки вату, лосьон и принялась прижигать раны.

– Последнее время я везде почему-то виноват, – признался Георгий. – Везде меня вывели за штат. Печально…

– Нет, ты скажи, зачем ты это сделал? – еще раз повторила она, и вдруг стал ясен этот ее назойливый вопрос, произнесенный на разные лады. Нина ждала выплеска, взрыва, неожиданного признания.

Георгий должен был выкрикнуть: «Да затем, что люблю тебя!» А это была неправда… Но ей очень хотелось это услышать! И даже искупая вину свою, раскаиваясь за несдержанность, он не мог и мысленно произнести такой фразы: в душе все давно перегорело. Нина же любила состояние, когда ее все любят, от кошек до трамвайных контролеров. Любят и все время говорят об этом.

Она ждала восторга в своей адрес, преклонения, безграничного почитания, причем от людей совершенно чужих, ненужных ей, даже случайных. Ей, как бриллианту, непременно требовалась достойная золотая оправа в виде мужчин, готовых припасть к ее ногам. С юности Нина была испорчена вниманием и поклонниками, когда, будучи десятиклассницей, победила на конкурсе «Мисс Очарование». Тогда вокруг нее завертелись крупные дельцы теневой экономики, в то время еще подпольной. На нее как на породистую лошадь делались крупные ставки; ее разыгрывали как предмет купли-продажи, устраивая негласные торги. Кто-то должен был обладать ею безраздельно, однако не для собственного удовольствия и престижа, а с целью дальнейшей продажи за пределами государства.

Нина ничего об этом не знала, захлестнутая счастьем победы и собственной божественной красоты. Поспелова тогда весьма удачно внедрили в окружение «Мисс Очарование», приблизили в качестве неофициального телохранителя, и он буквально выхватил будущую жену из коммерческого огня. Хотя задачу в проводимой операции имел совершенно иную, куда более прозаическую: выявить зарубежные связи в криминальных структурах… Теперь она стала бывшей… И, наверное, была несчастлива, поскольку вот уже года два как ее тоже вывели за штат. А от несчастья своего хотела прежней любви к себе!

Нина обработала царапины у него, спрятала флакон.

– Ну, что молчишь? Нечего сказать?

– Прости, мисс, – проронил он привычную фразу, которую говорил, когда был виноват.

– У тебя что, никого сейчас нет? – допытывалась она.

– Сейчас нет.

Ей это понравилось. Задумчиво улыбнувшись, она села на постели, оперевшись на высокую спинку кровати, не без кокетства прикрыла грудь краем одеяла.

– Бедный Жора!.. Ты несчастлив?

– Тоскливо мне, – уклонился Георгий. – Тем более надолго уезжаю.