Долина
Шрифт:
Сегодня судьба была щедра к Эльвире. Да и Арамис был в ударе. Он уже многое забыл из ранее сочиненного, но импровизировал на ходу, и получалось очень удачно. Сегодня все у всех получалось удачно (даже у Ледокола, который, как обычно, остался жив). Зрители, подготовленные всеми предыдущими событиями, остро воспринимали своими глазами, ушами, нервами эту симфонию звука, света и движения. Окружающее слилось в каком-то невероятном единстве. Всем казалось, что они сейчас не в реальности, а в волшебной сказке. Да сейчас спроси их – и они все
В какой-то момент Арамис почувствовал, что силы танцовщицы на исходе. И тогда прогрохотали, нарастая, последние аккорды гитары. Разрезав последний раз пространство алой лентой, замерла Эльвира. И все молча смотрели на нее. И то, что они видели в это мгновение…
Это не просто прекрасная женщина стояла посреди ночной горной долины. Это богиня стояла посреди Вселенной, опираясь стопами на планету Земля. Тихий свет шел от нее…
– Эля, ты богиня! – сказал в тишине Арамис.
И никому сказанное не показалось просто пышным комплиментом. Потому что все видели, что это так и было – здесь и сейчас. Все они были свидетелями этого поразительного танца.
Даже сам Саныч стоял в обалдении перед своей женой. Потом бросился к ней, когда она уже падала без сил ему на руки.
Тут оцепенение спало со всех. Все орали:
– Элька! Молодчина! Чудо! Королева! Терпсихора! Божественно!
– Эльвира – королева гор!
– Доктор, у тебя еще осталось?
– Да вы что, утро же скоро!
– И что ж с того?
– Тем более, доктор, тем более!
– Никаких там «еще», – это уже Саныч, грозно, – только чай.
– Нет, ребята-демократы, только чай!
– А тушенку и макароны еще можно?
– Только особо одаренным!
– Давайте еще петь!
– Будем ждать рассвет!
И пели снова, и пили крепчайший чай, и ждали рассвета.
И совершенно не стеснялись они своих чувств. Как дети, все они были сейчас. Не как взрослые люди, а как наивные мальчишки и девчонки лет двенадцати-тринадцати, опьяневшие от своей молодости, свободы и вечного счастья впереди!
Из недописанной поэмы Арамиса:
Там боги слетели с Олимпа,Чтоб пировать вместе с ними,И сами они в эту ночьБыли почти богами…Эля, подбежав к Арамису, обхватила его голову и целовала его, повторяя:
– Что за музыка! Ты гений, гений! Аполлон!
– Это еще очень слабо сказано, – отвечал тот, принимая величественный вид и чванливо задрав нос.
Саныч смотрел на них с улыбкой:
– Арамисище, может, хватит уже целоваться с моей женой? А то…
– А то – что? – горделиво обернулся Арамис.
– А то… дуэль! С десяти шагов, отравленными пулями!
– Ах так, значит, дуэль?
И, протянув руку к Санычу, он торжественно продекламировал:
Так пусть нас рассудит пара
Стволов роковых Лепажа…
– Ну, что ж, коли так, тогда… с шести шагов… и разрывными! Хотя нет, пожалуй, лучше с восьми, а то ты вдруг и вправду попадешь!
Публика опять веселилась, слушая их диалог. Просто день смеха какой-то!
– Смотрите, смотрите!
Все увидели, как уже начали розоветь вершины окрестных гор.
– Боже, ребята, красота-то какая!
«Как же можно сейчас быть где-то в другом месте! Как же нам всем повезло быть здесь!» – думал Высокий.
И все остальные вокруг стояли, как завороженные, глядя на этот рассвет.
Когда наконец показалось солнце, после нескольких минут радостных криков как-то быстро все затихло. Народ очень быстро повырубался, буквально минут за десять. Все спали, кто по палаткам, а кто-то и в спальниках прямо на траве.
У костра стоял Саныч, смотрел на догоравший огонь, покачивал головой и словно о чем-то говорил сам с собой. Подошел Высокий, положил ему руку на плечо.
– Ну что, брат?
Саныч не ответил. Он повернулся, и Высокий увидел немыслимое: Саныч безмолвно плакал.
Они были почти ровесники, старые друзья, но на мгновение Высокий почувствовал себя старшим братом. Он притянул к себе голову Саныча:
– Плачь, мальчик, плачь. Теперь уже можно…
Из дневника Высокого
«…почему-то никто не сделал ни одного снимка, все как будто забыли. Наверно, в этом какой-то высший смысл. НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА нельзя забывать эту великую ночь!!!»
Утро
Народ утром спал долго. Лишь отдельные заспанные фигуры время от времени передвигались по лагерю с сонными детскими улыбками на лицах и снова исчезали. Завтрак, как говаривал известный персонаж, даже и не думал начинаться.
Около полудня Крис постучал по растяжке палатки Саныча:
– Эй, супруги, хватит уже дрыхнуть! Все на свете проспите.
В палатке послышалось шевеление, потом весьма недовольный голос Саныча:
– Крис, это ты, что ли? Ты что там, обалдел совсем, будить людей в выходной? А сколько времени сейчас?
– Первый час пошел. А пока вы тут спите, Ежик уже ходит.
В палатке послышалось бурное движение, и вскоре высунулась растрепанная голова Эльвиры:
– Где, где Ежик? Крис, только не смотри на меня, умоляю, я не причесана. Где Ежик?
– Да что мне на тебя смотреть, ну, красавица и красавица, эка невидаль! Вы лучше вылезайте и поглядите на Камень, но только издали.
Через минуту, обойдя палатку кругом, так как камень от входа был не виден, Эля, Саныч и Крис наблюдали замечательную картину.