Доля Ангелов
Шрифт:
Ленге стоял у дальней стены, рассматривая картины, развешанные на дубовых панелях.
С подсветкой сверху, изображение Иисуса Христа было выполнено в темно-коричневых и слоновой кости тонах, опущенные глаза Спасителя настолько были реалистичными, что практически можно было почувствовать Божественную жертву, которую он собирался принести.
— Не плохо, да? — приглушенно спросил Лейн.
Ленге развернулся, схватившись за сердце.
— Мне очень жаль. Я не хотел тут шастать. Но не смог удержаться, полагая что тебя и леди стоит оставить наедине.
Лейн
— Я ценю, что вы оставили нас двоих, — сказал он. — И вашу помощь. Вы сократили время ее разгрома в половину.
— Ну, думаю, я не проявил неуважение к той даме, потому что могу понять, почему ты решил построить семейный очаг в другом месте.
Лейн засмеялся.
— Вы со среднего запада быстро ставите всех на место.
— Я могу спросить тебя кое о чем? — поинтересовался Ленге, поворачиваясь спиной к картине. — Здесь на табличке… написано…
— Да, это Рембрандт. И мы проверяли его настоящую подлинность через несколько организаций. Документы, что это не копия, хранятся здесь где-то в доме. На самом деле, в прошлом году частный коллекционер, который приехал на Derby Brunch предложил моему отцу сорок пять миллионов… по крайней мере, я слышал об этом.
Ленге засунул руки в карманы, как будто боялся, что готов был дотронуться до настоящего шедевра, написанного кистью гения.
— Почему ты такую вещь скрываешь здесь? — Мужчина кинул взгляд через плечо. — Не в главной зале или где-нибудь еще? Я не совсем понимаю, почему такой шедевр находится здесь, а не в главной гостиной?
— О, для этого имеется свое объяснение. Моя бабушка, старшая ВЭ. как ее звали, совершенно не одобряла азартные игры, а также спиртное и курение. За границей она приобрела эту картину еще в тысяча девятьсот пятидесятом году и повесила ее здесь, чтобы мой дед и его «хорошие мальчики», страстно желающие погрешить, всегда видели этот шедевр перед глазами, понимая, кого они подводят, на самом деле.
Ленге рассмеялся.
— Какая умная женщина!
— Она вместе с дедом собирала картины старых мастеров живописи. Они развешаны по всему дому… но эта, пожалуй, наиболее ценна, хотя видеть ее может не каждый.
— Я хочу, чтобы моя жена увидела ее. Я бы с удовольствием сфотографировал ее на телефон, но по фотке о ней судить невозможно. Перед этой картиной нужно стоять и рассматривать ее. Воочию, ты понимаешь, о чем я?
— Вашей жене здесь всегда рады.
— Моя жена не любит путешествовать. Это совершенно не касается того, что она боится летать или что-то в этом духе, нет. Она ненавидит оставлять своих коров и цыплят. Она не может доверить их никому, также как и собак. Я больше тебе скажу, даже мне не может доверить. Для нее эти животные, как дети, знаешь ли?
Ленге повернулся с задумчивым выражением к шедевру, Лейн нахмурился, навалившись бедром на биллиардный стол.
— Вам действительно настолько нравится эта картина, не так ли? — поинтересовался Лейн.
— О,
Лейн взял с сукна белый шар и подбросил пару раз его в воздух, раздумывая.
— Знаете, — произнес он, — с прошлой нашей встречи у нас произошли некоторые изменения в компании «Брэдфорд Бурбон».
Ленге оглянулся через плечо.
— Я прочел о них в газете. Новый временный генеральный директор, аутсайдер. Мальчик, это умный ход… ты получил первоклассного управляющего, если собираешься контролировать свои финансы. И я готов поздравить тебя прямо сейчас, как председателя правления.
Лейн склонил голову.
— Спасибо. Мы разрабатываем план, оптимизирующий денежные потоки. Мне кажется, теперь я вижу выход из нашей черной дыры, благодаря Джеффу.
Гром прогремел за французскими дверями, Ленге кивнул.
— Я верю в тебя, сынок.
— Я думаю, что если вы дадите нам зерна на два месяца, мы выплавим. Конечно, мы предоставим вам самые выгодные условия. Но, то что предлагает сделать Джефф, мы продержимся и поднимемся.
— Ты говоришь так, словно не желаешь со мной переброситься картами, сынок?
— Не совсем. — Лейн прищурился. — На самом деле, у меня есть еще кое-что, что могло бы вас заинтересовать перекинуться картами.
* * *
Благодаря грозе с ливнем и градом, пузырившемся на равнинах штата и дрейфующей над сердцем Индианы и Кентукки, умопомрачительная дневная жара милосердно отступила.
И это означало, что Эдвард наслаждался работой, которую он совершал в Red & Black.
На этот раз на конце палки не было метлы. Не в этот раз.
Как только снова с фиолетово-серого неба пошел ливень, и молнии с большей силой затрещали вокруг, он опустил руку с молотком и вытер пот со лба свободной рукой. Сколько лет прошло… с тех пор, как он строил ограждение, хотя он уже чувствовал, судя по боли в плечах, что заплатит за свою глупость в последующие дни. Но когда он посмотрел на пять секций забора, выкрашенных коричневой краской, которые разделяли пастбище, и посчитал количество гвоздей, которое он добавил в хлипкие доски, закрепив их более надежно, он даже покраснел от простой гордости, поднявшейся у него внутри.
Да, он потратил всего лишь час на эту работу, но уже был готов бросить. На самом деле, настоящие мужчины работали на полях в течение восьми или десяти часов.
Но для него это было только началом.
Прямо перед концом.
Он захромал обратно к пикапу Red & Black с сумкой инструментов и вспомнил о водке, которую привез с собой, но оставил в кабине.
Ему понадобится немного больше. Но немного.
Сев за руль, он закрыл дверь и достал фляжку. Один глоток. Второй. Потом он запил Gatorade (разновидность энергетического напитка компании PepsiCo), словно это было лекарство. Похоже, у него имелось еще два дня, учитывая, когда детективы изъяли пленку, и вероятно, все будет не так уж плохо. Он не знал, как будут разворачиваться события, однако, решил держаться до конца.