Доля казачья
Шрифт:
Сотню бы мне казаков, таких как ты, Алексей. Так я бы с ними всю Европу под подошву своих сапог подмял. И плясать бы их заставил гопака нашего.
Потом Махно решительно тряхнул своей рукой с зажатым в ней революционным, именным маузером, от самого Троцкого у него подарок был, как отрезал:
— В зад бы они нас целовали с тобой, Алексей, да всех казаков наших. По гранате бы им в штанишки, распашонки да манишки, революционерами себя называют! Господа рогатые!
Наливай, Алексей, горилки, а то скучно мне стало, и хлопцы мои что-то приуныли.
Мы тебе
Не часто рассказывал Алексей про батьку Махно. И всё же, не понятно было окружающим, как же он так быстро подружился с атаманом, которого все боялись: и красные и белые, и зелёные, и русские, и нерусские вояки. Наверно горилка им помогла, карты, да ещё артистичная его стрельба из пулемёта. И, конечно, безудержная храбрость Амурского казака. Но когда выпивший был Алексей, всегда вспоминал своего друга Махно добрым словом. И привет от него передал казакам, с низким поклоном.
— Вам, Амурские казаки, от Батьки Махно привет. Вот где гуляет батька, так гуляет! Всех врагов революции рубит в капусту, особенно немчуру, латышей, да поляков. Извечных врагов Украины. Но подрежет ему крылья новая власть. Не любит она таких народных героев.
С его слов видел Алексей и Клару Цеткин, и Льва Троцкого, и Ленина, и кого он только не видел, за всю эту последнею военную кампанию.
И в это можно было поверить. Такой уж он был весёлый человек, уже весь поседевший, Алексей Федоркин, что для него не было ничего невозможного.
Прискакал на взмыленной лошади один из наблюдателей и сообщил, что пароход идёт по нужному маршруту и скоро будет под нашим берегом. От него ничего больше не требовалось, только наблюдать и не высовываться. Что и делали с успехом наблюдатели. У них и позиции свои имелись, но все они были созданы только для наблюдения и никак не для боя. Лежит за пулемётом Алексей и со своего Максима пыль сдувает да протирает его. Очень уж уважительно относится казак-фронтовик к этой изумительной по боевым качествам немецкой машинке. За всю войну она ни разу его не подводила, и жизни ей он был обязан не раз. Рядом с ним второй номер, тот уже самолично все ленты перебрал и к бою приготовил. Боится он ослушаться Алексея, в бою тот непредсказуем, сказывались его многочисленные ранения и контузия. Мог и в ухо двинуть напарнику за малейшее его промедление.
Тот только одного человека признаёт сейчас: Луку Васильевича, и ждёт его команды из другого окопчика.
— Я с другими казаками по разные стороны пулемёта и прикрываем его от обхода с тыла и разных там охватов.
Взял в руки самодельный рупор Лука Васильевич, лишь только стал пароход подходить к казачьей засаде.
— Всех лишних людей просим с палубы удалиться, так как предвидится пулемётная стрельба, во избежание ненужных жертв. Комиссара Попугаева просим дать команду капитану остановить пароход и бросить якорь. В противном случае ваша галоша будет потоплена из пулемётов и орудия.
Последнее предупреждение Бодров добавил для большей острастки, пусть Попугаев призадумается.
Заметались люди по
— Нестор Иванович Махно, прошу вас дать предупредительную пулемётную очередь по металлическому баку, что чинно стоит на палубе. Пусть посмотрят товарищи-ослушники, как ты сможешь второй очередью сделать из них фарш для начинки пирожков.
— Огонь!
Заработал как часики пулемёт Максим, и от бака на палубе парохода полетела краска, вместе с ржавчиной. Она сыпалась ровненькой строчкой, и, похоже было, что что-то писали там пули, на возмущённом металле.
— Кто приказывает остановиться? — спрашивает с палубы напуганный и возмущённый комиссар. Не ожидал он такого варианта со стрельбой, и был не на шутку бледен.
— Прочитай на баке! Там всё написано, ясно и понятно, стрелять мы больше не будем.
Робко пошёл к баку Попугаев Аскольд Нидерландович, революционер, как он сам любил себя называть, в третьем поколении. И неожиданно замер там, и ещё долго не мог придти в себя от прочитанного текста.
— Там написано: Ленин! — послышалось его изумлённое восклицание.
По реке всё хорошо прослушивалось, так как было раннее утро. И даже было слышно, как чиркнула спичка в его дрожащей руке. Комиссар Попугаев усиленно думал и ронял на палубу сломанные спички, одна за другой. Он впервые не знал, что же ему делать в данной и очень сложной и такой нестандартной ситуации. Попал он, как говорится в народе, как кур в ощип!
— Останавливай машины и бросай якорь! Вот и всё, что пока от тебя требуется, герой. Документ тобой уже получен и прочитан — действуй комиссар!
Но тот не торопился действовать и пришлось уже Алексею продолжить свою политическую беседу с отупевшим оппонентом.
— Распоряжение Владимира Ильича Ленина, вождя всего мирового пролетариата, вами уже получено комиссар. Но оно вами игнорируется. И тут непроизвольно сам напрашивается вопрос — почему?
А нам надо срочно продискутировать утверждённый вождём, и остро поставленный перед всей общественностью, вопрос. О руководящей роли пролетариата в мировой революции, его гегемонии.
Или вы отказываетесь от дискуссии с более сильным противником? То это вопиющий факт безответственности. И совсем не по-революционному вы поступаете, товарищ Попугаев Аскольд Нидерландович. Саботируете работу своей творческой мысли. Или свободное пролетарское мышление вам недоступно и оно всё ещё находится в плену буржуазных предрассудков. Так это настоящий позор для вас, революционный комиссар! И ещё нам надо поскорее внести с вами ясность в сложившуюся политическую ситуацию на всём Дальнем Востоке. Думайте Аскольд! Думайте поскорее! И у вас, комиссар, и у нас есть на то полномочия революционного правительства, разъяснять народу, линию нашей партии — действуйте!